Иммануил Великовский - [38]

Ученый, первым обнаруживший, что гиксосы — это амалекиты, Великовский как никто другой, знал, откуда проистекает взаимная ненависть амалекитов и евреев, не угасающая три с половиной тысячи лет. Потомки амалекитов не могут простить евреям убийства их царя Агога, их решающих поражений и уничтожения их влияния в Египте и на всем Ближнем Востоке. Злейшего своего врага в любом конце света евреи называли «амалеком». Что же говорить, когда речь идет действительно о потомках Амалека?

Современные события, описываемые Великовским, на газетной странице приобретали трехмерность, именно потому они читались с таким интересом. Для редактора «Нью-Йорк пост» сотрудничество Великовского с газетой оказалось «даром небес». Он понял: такие журналисты рождаются нечасто!

В свою очередь Великовский был рад знакомству с редактором Тедом Теккереем, человеком острым, несколько более левых взглядов, чем, возможно, следовало бы, но честности и порядочности необыкновенной. Сотрудничая в «Нью-Йорк пост», Великовский не подозревал, что спустя несколько лет Теккерей должен будет проявить свою честность и порядочность именно по отношению к нему, к тому же, в области, не имеющей ничего общего ни с газетой, ни с журналистикой вообще.

22. ГОСУДАРСТВО ИЗРАИЛЬ И ГРАНКИ КНИГИ

Май 1948 года стал для Великовских месяцем двух важнейших событий. Ровно через год после подписания необязательного предварительного договора, издательство «Макмиллан» заключило с Великовским договор на публикацию книги «Миры в столкновениях».

Пятого ияра — 14 мая 1948 года — было провозглашено государство Израиль.

Тридцать лет назад, в брошюре «Третий исход» Великовский писал не только о праве евреев на создание независимого государства, но и моральной обязанности народов возвратить евреям их землю.

С ноября 1947 года, когда члены ООН проголосовали за создание государства Израиль, Великовские жили в постоянной тревоге за судьбу Шуламит и за судьбу своей страны. Сейчас напряжение стало еще большим. На только что провозглашенный Израиль при молчаливом попустительстве безучастного мира, а иногда — с его благословения, напали семь арабских государств.

В декабре прошлого года Великовский прекратил работу над книгой «Века в хаосе» и стал интенсивно готовить рукопись «Миров в столкновениях», доводя ее до состояния, при котором она сможет быть напечатана в желаемом для него виде. Все, можно было отдохнуть после почти девяти лет напряженного непрерывного труда.

Начальная часть отдыха — трансатлантическое путешествие Нью-Йорк — Марсель на корабле «Мавритания». В каюте Великовских ждал приятный сюрприз — большая корзина с фруктами. На визитной карточке Путнэма было пожелание счастливого путешествия. Из Франции они полетели в Тунис. Оттуда — в Афины. Самым утомительным оказался перелет из Афин в Хайфу на маленьком самолете. …Встреча взволновала Великовских. Более двух лет назад они расстались с Шуламит, отказавшейся жить не в своей стране. Сейчас их старшая дочь, повзрослевшая не по годам, принимала их как представитель нового поколения Израиля. Более девяти лет назад они расстались с Эрец-Исраэль, частью которой Великовский ощущал себя всю жизнь.

Сейчас это — независимое государство, как и было обещано в конце третьей книги Пятикнижия. Более восемнадцати лет назад Великовские расстались с Хайфой, очаровательным городом их трудных и счастливых лет в Эрец-Исраэль. Встречи со старыми друзьями, волнующие рассказы людей, воевавших в подполье против англичан за создание государства и в недавних боях с арабами. В Нью-Йорке каждый день был наполнен информацией, добываемой в библиотеках, здесь же каждый день был насыщен эмоциями, которые, казалось, вдыхались вместе с воздухом. Посещение могил родителей в Тель-Авиве…

Как светится небо в Иерусалиме! Нигде в мире нет подобного света. Еще юношей он писал об этом в своей поэме о Диего Пиресе, ставшим Шломо Молхо после принятия иудаизма. Но разве придуманы слова, чтобы описать небо над Иерусалимом?

Начался период дождей. Они поехали поездом из Тель-Авива в Хайфу. За окном вагона виднелись окаймленные кипарисами цитрусовые плантации, деревья, густо увешанные цитрусовыми плодами, ухоженные ярко-зеленые поля кибуцев и мошавов, заросли бананов. А слева — море, спокойное в эту пору года. Справа, там, вдали, виднелась гора Кармель, на которой они прожили четыре года, где он, волоча порою по земле длинные ноги, разъезжал на покорном ослике к своим пациентам, где Элишева, и он доставали воду из колодца, а девочки, в ватаге таких же шумливых сверстников, были частью окружающей их красоты. Все было таким родным, таким необходимым.

Великовский вспомнил могилу своего отца, своего самого большого друга. И снова, как одиннадцать лет назад, тяжкая тоска сжала его в своих объятиях.

Почему, собственно говоря, он должен возвращаться в Нью-Йорк? Завершить работу?

Но ведь он отлично знает, что нескольких человеческих жизней недостаточно для ее завершения. Продолжение «Веков в хаосе». Догомеровская история Эллады — смутные века Греции. Геологическое и археологическое подтверждение его теорий, астрофизические исследования… У этой работы нет и не может быть границ. Где-то когда-то надо остановиться. Гораций Кален снова упрекает его за то, что он не опубликовал книгу «Фрейд и его герои» или хотя бы только часть ее, повествующую об Эхнатоне и Эдипе. Как можно завершить эту работу? Родной Израиль — земля его мечты, страна мечты его отца. Нет, он не покинет Израиль. Хватит разлуки.