Именем волчьего закона - [46]

Дело в том, что кошелек – это улика, и карманники как можно быстрее из него деньги вынимают, а его выбрасывают. Но наши кошельки были не простые, а с секретом, и как только их откроешь, они брызгали на руки несмываемую краску. Она обычно желтая или красная – чтобы было заметней.

Так вот, я быстро иду по рядам, ищу красные пальцы и натыкаюсь на красивую молодую худенькую девушку. Она обращается ко мне, а я смотрю на ее руки и вижу, что она держит в правой ладони красный, спелый раздавленный помидор.

– Помогите, пожалуйста, сумку подержите, – просит она.

Я беру у нее сумку, а она говорит:

– Какая я неуклюжая, вот помидор раздавила. Вы не знаете, где здесь туалет, руку помыть?

Я показал, где он, а она переложила помидоры, взяла у меня сумку и пошла между прилавками. Напарница подошла и спросила, почему у дамочки рука красная и тут до меня стало доходить, что я разговаривал с воровкой. Она симпатичная, обаятельная, нисколько не смущалась, открыто смотрела мне в глаза и вела себя естественно. Это меня с толку и сбило. Я думал, карманники пугаются, убегают, расталкивая всех на своем пути. Ан нет.

Я выхватил рацию и сообщил приметы подозреваемой. Добежал до грязного, вонючего, давно немытого женского туалета и заглянул внутрь – бабку напугал, но воровки там не было. Тогда выскочил на улицу, стал оглядываться, но в толпе обнаружить ее не смог. Через пару минут по рации сообщили, что воровку взяли и объявили долгожданный отбой.

В милицейском автобусе я вновь встретился с ней. Она сидела в наручниках, немного грустная, но когда меня увидела – заулыбалась. На вид обычная деревенская девчонка, симпатичная, на студентку похожа, не скажешь, что воровка. Правая рука у нее была в красной краске. Она показала мне пальчики, помахала ими, но ничего не сказала. А взяли ее по переданным мною по рации приметам. Я ее серенькое платье и розовую косынку сразу запомнил и про них сообщил.

Больше я Кроху никогда не видел. За ее поимку меня наградили вот этими часами. – Николай Иванович подтянул рукав пиджака и показал небольшие красивые часы швейцарского производства. – Подарок шведского посла. Именные, – с гордостью похвастался он. – На обратной стороне дарственная гравировка имеется.

– А я-то думаю, откуда у вас эти часики. – Алексей почесал затылок.

– Можно сказать, от Крохи. Она помогла мне их заполучить. Обменяла на свою свободу. Я потом следил за ее воровской судьбой, но пути наши больше не пересекались. Она освобождалась, воровала года три и опять попадалась. Потом я узнал, что она приобрела вес в воровском мире, и история со шведской делегацией сыграла здесь не последнюю роль. Про Кроху узнал весь блатной мир страны. Ее даже прочили в воровки в законе, но так и не короновали. Баба. Хотя уважают.

– Так, может, съездить к ней, поговорить? – спросил Краснов.

– Нет, не расколется. Она за все это время на себя ничего лишнего не взяла. Только ту кражу, на которой ее взяли. И давали ей год-два, а сидела по три да по пять, потому что ни дня на зоне не работала. Ты же читал в досье. За это ее и уважают. Слухи о ней по всем лагерям ходят. Мне зэки сами говорили. Она авторитет…

– А вы знаете про ее связи на воле? – спросил Сергей.

– Кто же про них знает, кроме нее, а она не скажет. Ты жди, что тебе Соловец сообщит.

– Жду вот, жду. – Сергей глубоко вздохнул и тяжко выдохнул. Вдруг тишину кабинета разорвал телефонный звонок. Сергей подумал, что это майор, и не ошибся.

– Здравия желаю, – пробасил Соловец в трубку. – Сергей Сергеевича мне позовите.

– Это я, – обрадовался Краснов.

– Я вам, наверное, ничего особенного не скажу, – издалека начал зам, – только вот что… Крашенинникова отбывает срок и скоро он подходит к концу. Она освобождается через два месяца.

– Понятно, – кивнул сыщик.

– За это время особых нарушений с ее стороны не было. Она по-прежнему не работает, но начальник ИТК решил ее в карцер не сажать. Почему он так решил – не знаю.

– Это неважно, – подтвердил Краснов.

– Наверное. За все время срока она с вашей Матвеевой виделась всего несколько раз, да и то мельком – жили в разных корпусах. Но они хорошо знают друг друга, еще с прошлых сроков. О чем говорили – никто не знает. Про Матвееву мало что известно, она замкнутая, тихая, с заключенными мало общается – в общем, бука. Кроха тоже не откровенничает, держится особняком – статус позволяет. Про них мало что известно. Те, кто что-то знает – помалкивают – боятся. Кроха влиятельная, у нее крыша имеется на воле, солидная крыша.

– Какая? – сразу спросил Сергей.

– Неизвестно, кто у нее в друзьях, а кто во врагах. Ходят слухи, что вор в законе по кличке Шалый с ней накоротке. От него и продукты ей поступают, и курево, и денежки. Кто-то от него приезжал, несколько часов с ней беседовал в комнате для гостей. О чем говорили – не знаем. Вот, наверное, и все. – Соловец замолчал.

– Хорошо. И то что-то. Спасибо вам, Иван Сергеевич, вы мне очень помогли, всего доброго.

– Не за что, – пробасил майор. – И вам всего хорошего, привет передавайте от меня Борису Андреевичу.

– Непременно передам, – Сергей улыбнулся. – До свидания.