Именем вальса - [4]

- Вальс... В моем доме танцуют только вальс. Нет ничего удивительнее вальса... Он завораживает, увлекает, заставляет совершать безумства - и он же погружает в неизъяснимую, безмерную печаль. Полтона ниже, полтона выше... И во главе угла - "раз-два-три". Простой ритм - а какая власть над человеческой психикой! Власть - вальс... Раз, два, три...

- Это ваша идея? - резко, отрывисто спросила Вайолет. - Вы ученый?

- Нет.

- Значит, вы украли её у кого-то?

Она чувствовала нарастающее изнутри неосознанное возмущение. Зачем она здесь, среди этого блеска, этой действительно настоящей роскоши? Почему она танцует с этим человеком?

Он усмехнулся.

- Идеи - те же сокровища... Их не только крадут, но и покупают, наследуют... просто получают в подарок.

Он поймал её взгляд и вдруг оказал со странной интонацией, в которой сочетались мольба и угроза:

- Ведь вы подарите мне следующий танец... следующий вальс?

* * *

Неуловимо угаснув, умолкла музыка, и гости остановились. Хозяин на миг выпустил Вайолет из объятий, поднес руки к вискам - зачем? - а потом властно махнул сильной рукой в широком рукаве с промелькнувшими золотой молнией драконами.

И вспыхнула музыка, и пары закружились - все быстрее, быстрее, словно стремясь на зов неуловимых летящих тактов. Движение нарастало - скорее, скорее, ещё скорее! - и ноги уже не касались пола, и гигантский вихрь неукротимой метели охватил их. Словно снежный буран, призванный сметатъ все на своем пути, несся в бесконечную неизвестность. А она, Вайолет, была снежинкой, всего лишь одной снежинкой, маленькой, слабой и одинокой... И единственное спасение было в нем, который был рядом, в нем, который мог стать защитой от стихии - и её холодные тонкие пальцы со страстной силой прижались к его могучим и горячим.

И один его взгляд усмирил бурю, и стало тихо, светло и мечтательно... И тогда он опросил: "Чего вы хотите?" - и она улыбнулась и оказала, что хочет ребенка... сына... и двух девочек-близняшек. И ещё круглый год жить в маленьком домике у моря... И получить "Оскара", и чтобы её узнавали на улицах, как Люси, и большую пушистую собаку, и полететь в космос, - как все-таки хорошо, что он не смеется... А ещё ей хочется передвигать предметы взглядом, и никогда не состариться, и божественно петь, и встретить, наконец, Его... Умного и темноглазого, застенчивого и безрассудно-смелого, высокого, с теплой безволосой грудью... ведь это так важно, чтобы грудь была безволосая... Я очень глупая, правда? Но я действительно всего этого хочу...

А потом все потемнело, и музыка слилась в предельно высокий непереносимый звон, а тело стало ватно-легким и исчезло - и исчезло все.

* * *

Она утопала в мягких подушках дивана, а доверчиво склоненная голова лежала на его плече, и соседство алого цвета зажигало румянец на матово-белом лице, уже лишенном маски. А откуда-то издалека, постепенно приближаясь, доносился голос.

- ...Эмоции материальнее физических действий, потому что превыше их, Власть над эмоциями - это все. Почему мой "Франкенштейн" имел такой успех? Только вальс... А я был вынужден - я заменил им вас, Вайолет. Но с этим навсегда покончено. Вальс всесилен - он вызывает эйфорию или страх, и он же заставляет высказывать вслух самое сокровенное... Тайны всех этих людей в моих руках - и я уверен, что это грязные тайны. А ведь здесь собрались именно те, кто правит миром...

Вайолет слушала, не поднимая головы, и слова медленно, словно сквозь полупрозрачную пленку, доходили до её сознания. То, о чем он говорит... Да, что-то такое было, но очень давно, далеко и не с ней...

- А вы сами? - протяжно опросила она. - Ведь вы тоже были здесь...и танцевали под эту музыку...

Он усмехнулся.

- Этот способ придумал ещё Одиссей - задолго до нашей эры. Обыкновенные восковые пробки в ушах.

Вайолет приподнялась и машинально поправила белую шляпу на растрепавшихся черных локонах.

- Одиссей рисковал жизнью, чтобы только услышать пение сирен. Нет, вы не Одиссей.

Она порывисто встала и выпрямилась перед ним. И он тоже вскочил, чувствуя, как что-то неудержимо нарастает в его груди - что-то страшное, бурное, неистовое - и все-таки бессильное перед ней.

- Я не Одиссей. Но я тот, кто построил этот дворец - для вас, для вас одной. Я тот, кто на ваших глазах в один миг получил власть надо всем миром Я... - затрещали завязки, впиваясь в кожу, и черная маска стремительно полетела в паркет, - мое имя Филеас Филип Корвуд!

Черные глаза почти безумно горели на широком лице. Переводя дыхание, он резко рванул от себя воротник красной мантии с драконами...

- У вас было очень мило, мистер Корвуд, - сделав реверанс, приветливо сказала Вайолет. - Но я вижу, гости уже расходятся... Всего вам хорошего.

И изящная белая фигурка замелькала между суетящимся людьми, непоправимо удаляясь...

Высокий лязгающий Дон Кихот подошел вплотную к неподвижно сидящей на диване склоненной алой фигуре.

- Фил...

Резко вскинулись и тут же снова опустились глаза - влажные глаза на сером лице уничтоженного, безнадежно постаревшего человека.

- Это все, Колин... Я даже не успел сказать... я ничего не успел.