Имаго - [2]

Я ждал довольно долго, но за мной никто не приходил, никто меня не тащил на суд или в котлы и на сковородки. А с чего я собственно взял, что меня потащат на суд, поставят лицом к лицу с типом в мантии и с крыльями, будут предъявлять обвинение и зачитывать приговор? Это ведь земные предрассудки. Да и на Земле нередко приговор выносится заочно. Может суд уже был, и я уже… нахожусь в аду? Ну, наверное в аду, поскольку на рай это местечко мало похоже. Но если это ад, то в чем же состоит мое наказание? А может это как раз и есть наказание — одиночество в месте, где даже глазу не за что зацепиться. Вечность одиночества это действительно жуткая штука. Наверное хуже, чем вечность мучений. Потому что к мучениям можно привыкнуть, если все равно умереть не можешь и необратимого ущерба они не приносят. Но зато дают хоть какие-то сенсорные ощущения. А вот отсутствие сенсорных ощущений — пытка пострашнее. Настоящие робинзоны на необитаемом острове сходили с ума через два-три года. От того, что не с кем общаться. А испытатели, лишенные сенсорных ощущений в специальных боксах, не выдерживали и суток. Читал я об этом. Я, правда, пока с ума не схожу. Испугался немного — это есть, но и только. Хотя неизвестно, сколько я тут нахожусь. По субъективным ощущениям около суток, но это только ощущение. С другой стороны, никакой вечности мучений от одиночества и сенсорного голода у меня не будет. Сойду с ума и все. Какой смысл мучить сумасшедшего? Он все равно ничего не понимает уже. Но сейчас-то что мне делать?

И я пошел в сторону горизонта. Пошел просто потому, что никакого другого занятия придумать не мог. А мне казалось, что в моем положении лучше делать хоть что-то, чем совсем ничего не делать. Шел я так довольно долго, наверное несколько часов. Вокруг ничего не менялось. Так же было бы на Земле, если бы я шел по воде аки Христос посередине Тихого океана. Разница, впрочем, была: я совершенно не уствал. Когда я был жив, после такого перехода у меня ноги бы уже отваливались, а тут никаких ощущений. Только идти мне надоело. И тогда я побежал. В жизни я был не слишком хорошо тренирован, ну разве что в молодости. А здесь бежалось мне легко, даже с удовольствием. И никакой одышки. Впрочем, я ведь уже понял, что на самом деле не дышу. После смерти и дышать незачем — все равно не задохнешься. Постепенно я наращивал темп — усталости нет, усилий не требуется. И в конце концов помчался так, что не каждый гоночный автомобиль угнался бы. На Земле при такой скорости мне давно бы голову ветром оторвало. А тут воздуха нет, ничто не тормозит бег души. Вот только вокруг ничего не меняется. Пейзаж такой же, как если бы я на месте стоял. Может я и не бегу вовсе, а мне только кажется? Или бегу, но по кругу? Но почему-то я был уверен, что не просто бегу, но бегу по прямой и очень быстро. Смысла в этом, похоже, никакого нет, но раз нет усталости, то какая разница — бежать или лежать? Если мне предстоит пребывать здесь вечность, то я смогу узнать, можно ли передвигаясь с конечной скоростью бесконечное время добраться до края бесконечности.

Бесконечного времени мне не потребовалось. Даже очень большого времени не потребовалось. Горизонт вдруг стал приближаться, расти. Я сбавил скорость сначала до простого бега, потом до шага, и наконец уперся в край загробного мира. Край оказался высокой стеной такой же туманной, как пол, с цветом промежуточным между цветами пола и небесного свода. Стена была не слишком отчетливо видна, но хорошо ощущалась как упругий барьер, не пускающий меня дальше. А с чего я собственно взял, что это край? Просто стена, отгораживающая мою клетушку от остального загробного мира. Стена непроницаемая для меня, поскольку пока я не нашел способа за нее проникнуть. Но вполне преодолимая для чего-то другого: уголком глаза я успел заметить радужное облако, выскочившее из стены и умчавшееся куда-то туда, откуда я прибежал.

Торчать у стены мне быстро надоело. Двигаться можно было вдоль стены, либо назад, перпендикулярно стене. Подумав, я решил бежать назад. Туда ведь улетело радужное облако, возможно за мной. А если я нахожусь в замкнутом пространстве, то доберусь до противоположной края и узнаю размер моей камеры. И уже оттуда двинусь вдоль стены. И я помчался.

На этот раз я бежал меньше, чем к стене. Меньше по времени, а по расстоянию — не знаю. Возможно моя скорость возросла с ростом опыта пребывания в загробье. Несмотря на отсутствие ориентиров, я по-прежнему был уверен в своей способности бежать точно в избранном направлении. И эта уверенность меня не подвела. Скоро я почувствовал, что меня необъяснимо привлекает какая то точка впереди, чуть правее моего курса. Я двинулся к этой точке, через некоторое время ставшей видимым темным пятнышком. Пятнышко оставалось таковым достаточно долго, а потом как-то вдруг резко выросло в огромную черную полусферу. На глаз метров с сотню в высоту. Никакой стены на этот раз не было, протянутая рука утонула в чернильном мраке без сопротивления. Граница полусферы была слегка размытой, так что часть руки просматривалась как бы сквозь туман.