Им равных нет - [14]

Цыган вздохнул, глядя на это пиршество. В группе сухой закон царил строжайший. Зато, к ожиданию Фауста, жратвы было завались – стандартные армейские сухпаи, жареная картошка, купленные недалеко от расположения части зелень, помидоры и абрикосы.

– Ну, за встречу, – штабной майор поднял стакан.

После второго стакана, тоже пролетевшего мимо спецназовцев, Ник как бы невзначай бросил:

– Ну что, братки, будем воевать?

– А как же, – икнул штабной майор, занюхивая стопку половинкой свежего помидора.

– По-взрослому? – спросил Цыган, это была его любимая фраза, которая прочерчивала раздел между праздным бесполезным времяпровождением и настоящей работой.

– А это вопрос…

Спецназовцы привычно вросли в быт группировки. О полноценных тренировках речи здесь не могло идти – не было подходящей материально-технической базы. Но Ник поддерживал группу в боевом состоянии. Часы пролетали за изучением вероятного театра военных действий, хотя его все и так знали отлично, особенностей рельефа местности, ее характерных ориентиров. Ну а также повторяли в сотый раз необходимые премудрости из взрывного дела, работу со средствами связи. Ну и отработка навыков рукопашного боя, психотренинг – куда же без них!

Потянулось ожидание. В группировке напряжение все росло. Один за другим садились транспортные самолеты с войсками. Приходили составы с боевой техникой. Войсковые подразделения рассредоточивались вдоль границы с Ичкерией.

У квартировавших рядом офицеров-связистов был телевизор с выведенной наверх антенной. Все ждали новостей, но телевизор давал их весьма дозированно. Поэтому их заменяли слухи. Притом самые невероятные, из которых тот, что начинается третья ичкерская война с участием вооруженных сил третьих стран, – самый безобидный.

И вдруг неожиданно будто плотину прорвало. Новости посыпались как из рога изобилия. Десантники сидели у связистов в палатке и смотрели репортаж, как Верховный Совет Ичкерии объявляет независимость от России и взывает к международному сообществу: «Спешите признать новое государство и образумить Россию во избежание большой крови. Северный сосед готов нарушать любые международные нормы, в том числе о праве наций на самоопределение. Однако вайнахский народ готов полечь до последнего, но не допустить, чтобы сапог захватчика топтал земли предков».

– Все, доигрались, суки, – воскликнул Цыган, подавив желание врезать кулаком по экрану телевизора. – Что и требовалось доказать…

– Ничего, ядрён-батон, – отмахнулся Фауст, проглотив кусок серьезного бутерброда. – Всех замочим.

– Ага. Сейчас вот пожрем и всех их по кочкам разнесем. И вообще, если… – Акула не договорил, его прервал зазвонивший в кармане мобильник.

– Светулик, дорогая, – фальшиво воодушевленным голосом воскликнул он. – Я в командировке. В Москве. Мы получили новую партию товара. Какого товара? Да нет, я имею в виду исковое заявление…

С утра до вечера Акуле звонили девки. Он расписывал в красках причину своего срочного отъезда, а так как он всем врал о роде своей деятельности – то он бизнесмен, то юрист, – в результате порой окончательно запутывался, что и кому врать.

– Блин, выброшу телефон! – отложив видавший виды надежный «Сименс», с чувством произнес он. – Денег не напасешься.

– Юрист, – усмехнулся Цыган.

– Не воякой же представляться. Не котируется…

– Не котируется…

– Ну да, – улыбнулся Акула. – Я гляжу на мир через прорезь автомата. А гражданские недомерки – через щель банкомата.

Двое связистов с интересом смотрели на это театральное представление.

Не успел Акула дать отбой, как телефон зазвонил снова. Но тут лицо его расплылось в блаженной улыбке.

– Как там моя лапочка? Как там моя маленькая? Ну, дай ей трубку… О, голос подает.

Это звонила очередная его любовница. Но многообещающее слово «лапочка» относилось не к ней, а к Клеопатре – любимой длинношерстой таксе Акулы. Уезжая в командировки, он оставлял ее на очередную свою особо приближенную любовницу.

– Ты ее сухим кормом не перекармливай… Свежее мясцо давай… И с поводка не спускай… Слышишь, с поводка не спускай… Поняла, Риточка? Я тебя целую… Дай Клепе трубочку, пускай еще в нее порычит…

На третью ночь Ника вызвали в разведотдел. Там он поприсутствовал при беседе офицеров из разведотдела группировки с капитаном внутренних войск, тем самым, который с остатками солдат со своего блокпоста вышел к Дагестану.

– Можете меня судить, – все время повторял капитан. – Но я не мог удержать блокпост.

– Никто вас не собирается судить, – говорил начальник разведотдела, седой полковник. – Вспомните еще один момент…

С него выцеживали информацию уже по капельке. Все было важно, каждая деталь. И Ник вникал в детали, впитывая информацию, как губка.

Из рассказа капитана он понял больше, чем изо всех информационных сообщений, справок, сплетен и слухов. Ему стало совершенно ясно, что мятеж был не только заранее спланирован, но и готовился долго с привлечением хороших специалистов. Слишком слаженно и четко у них все прошло. Ощущалась легкая рука мастера.

Еще Ника волновала цель, с которой его пригласили на эту беседу. Вывод напрашивался однозначный – группу готовят к заброске и вводят в курс происходящего на вражеской территории. Притом заброска будет в самое ближайшее время…