«Илюшка смеется» и другие комедии - [9]

С е р г е й. Кто?

И л ь я. Дядька. Этой самой тетки муж.

Входит  Р а и с а.

Р а и с а. Илюша! Зачем ты это, зачем?!

С е р г е й. Что — зачем? Раиса!

Р а и с а (после паузы). Ничего… Взял и отдал Грише… эту штуку.

А в т о р. Раиса отвечает глухо, будто через силу. Не потому ли, что до сих пор «в жизни своей никому не врала»?! Зачем же она это сделала сейчас, почему соврала Сергею? Пока что непонятно…

Свет гаснет.

З а н а в е с.

КОМЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ…

А в т о р. Мои часы отстали, что ли? Сколько на ваших? Тоже только без пяти семь? Рановато. Однако заглянем все-таки. Нам даже интереснее заглянуть к Комаровскому именно сейчас, в это не совсем обычное время. В случае чего извинимся, скажем — ошиблись квартирой… Да, товарищи, так оно и есть: Анюта у Комаровского. Похоже на то, что она как вошла, так сразу и опустилась на диван, стоящий у самой двери, так сразу и уснула, сидя на нем, даже не выпустив цветов и сумочки из рук. А Комаровский даже не дышит, чтобы, не дай бог, ее не потревожить. Сидит на стуле рядом с диваном и не дышит… Кажется, мы с вами нарушили эту идиллию — Анюта заволновалась, заерзала во сне, почувствовала, что кто-то смотрит, и заерзала. Скажите, какая чувствительная натура!..

Где-то за стеной часы бьют семь.

А н ю т а (открывает глаза, испуганно). Что такое? Опять что-нибудь с этим протоколом, с этими свидетелями?!

К о м а р о в с к и й. Нет-нет, Анна, успокойтесь. Все уже кончилось, все хорошо. Мы — дома.

А н ю т а. Ой, как неудобно… У меня болит шея, я не могу шевельнуть головой.

К о м а р о в с к и й. Но я ведь говорил вам: зачем себя так мучить? Почему не пойти и не лечь в постель?

А н ю т а. Что? Нет-нет! Ни в коем случае!

К о м а р о в с к и й. Анна, милая! Не истолковывайте то, что я вам предлагаю, в каком-то ином смысле. Я говорю только о вас. Я останусь здесь, в этой комнате. Я…

А н ю т а. А я и не истолковываю. Все равно не надо…

К о м а р о в с к и й. Анна! Давайте поговорим, как взрослые люди. Я не могу понять такой вашей чрезмерной щепетильности. Ведь пришли же вы сюда, ко мне… теперь уже можно сказать — к нам!

А н ю т а. А что мне оставалось делать? Нас продержали в милиции до рассвета, и мне уже было стыдно возвращаться в общежитие. И я устала, буквально валилась с ног.

К о м а р о в с к и й. Вы даже послали за своими вещами, чтобы их принесли сюда!

А н ю т а. Я не ночевала дома, и все знают, что я была с вами. И у меня вся блузка в жирных пятнах.

К о м а р о в с к и й. Вы согласились сегодня же пойти в загс и подать заявление о регистрации брака.

А н ю т а. Нас уже «зарегистрировали» в милиции — записали в протокол!

К о м а р о в с к и й. Анна, милая, вы в чем-нибудь раскаиваетесь?!

А н ю т а (усмехается). Самое смешное во всем этом, что и раскаиваться-то как будто не в чем!

А в т о р. Ой, товарищи, что-то мне в этой героине не нравится. Так, по-моему, замуж не выходят, по крайней мере не должны.

Входит с чемоданом в руках  Б о р и с о в н а.

Б о р и с о в н а. Вот и я. Уже и управилась, и приволокла…

К о м а р о в с к и й. Очень хорошо, Борисовна, спасибо. Поставьте пока куда-нибудь.

А н ю т а. Нет-нет! Дайте мне, пожалуйста.

К о м а р о в с к и й. Вы хотите переодеться? Вот здесь, в спальне, зеркало.

А н ю т а. Нет, не надо…

К о м а р о в с к и й. Хорошо, я выйду… (Уходит.)

Анюта берет у Борисовны чемодан, раскрывает его, достает свежую блузку, переодевается.

А в т о р. Гм, ситуация!.. А как же мы с вами, товарищи? Я имею в виду мужчин. Выйти мы не можем. Отвернемся, что ли?

Б о р и с о в н а (рассматривает Анюту, всплескивает руками, приговаривает). Молоденькая, беленькая да пухленькая, как батончик, и Аннушкой звать!

А н ю т а. А откуда вы знаете, что Аннушкой?

Б о р и с о в н а. Ой, милая! Да у Дмитрия Григорьевича только и разговору, что про тебя: и кто ты, и какая ты, и как он то есть по тебе страдает.

А н ю т а. С вами?!

Б о р и с о в н а. Ну да, со мной. А с кем же ему еще про сердечные дела? Дом ведь наш научный, кругом одни профессора да доценты. Разве с ними можно про что-нибудь жизненное?! Вот он со мной про тебя душу и отводит.

Звонок в передней. Однако Борисовна увлеклась и не слышит.

«Борисовна, говорит, наконец-то я встретил такую девушку, какую дожидался всю жизнь, до самого конца!»

А н ю т а. Ксения Борисовна, там, кажется, звонят.

Б о р и с о в н а. Ну и ладно. Сейчас открою. Должна же я тебе сказать… Иди, девонька, иди за Дмитрия Григорьевича и ни секундочки не сомневайся. Он у нас не только ученый да умный, но и сурьезный и добрый, мухи зря не обидит.

Еще звонок в передней.

Да иду уже, иду!.. (Уходит и почти тотчас возвращается.) К тебе это, Аннушка.

А н ю т а (удивленно). Ко мне?! Кто?!

Входит  Р а и с а.

Р а и с а. Я!.. (Борисовне.) Можно нам с подружкой кое о чем между собой потолковать?

Б о р и с о в н а. Отчего же нельзя, толкуйте, пожалуйста… (Уходит.)

Р а и с а (волнуется, нервничает, закуривает). Можно без всяких, нас никто не услышит? А впрочем, какая разница!.. Слушай, Анюта: я пришла, чтобы посмотреть на тебя, проверить твой пульс, пощупать затылок. Короче говоря, пришла справиться: ты — в норме?