Илья Николаевич - [8]

Илья Николаевич сказал:

- К нам в Нижний проложена от Москвы железная дорога. Началось движение поездов. Но к "чугунке" в народе недоверие. Так разве не наша, деятелей народного просвещения, обязанность предметно показать детям, что нет нечистой силы в "чугунке", а движет ее пар?

Расширяя на уроках физики кругозор учащихся, Илья Николаевич особо старался приохотить ребят к геодезии и к астрономическим наблюдениям. Для этого у него имелись такие приборы, как астролябия, теодолит и даже телескоп. Глядя из него с чердака гимназического здания, конечно, нельзя было проникнуть в глубины Вселенной, однако пробуждалась фантазия, полет которой увлекал ребят в иные миры...

Мария Александровна, чуткая, нежная и вместе с тем на редкость в свои годы практичная, поспевала всюду. Поможет мужу умным советом в его делах, тут же накормит и искупает дочку, простирнет за ней и обед приготовит.

А когда Илья Николаевич торжественно вручал ей свое жалованье, садилась с карандашом в руке, чтобы рассчитать семейный бюджет. "Тебе бы государственным казначеем быть, Маша!" - говаривал Илья Николаевич, заглядывая к ней в тетрадку. И в самом деле, Мария Александровна умела не только сбалансировать бюджет на бумаге, но и на деле не выходила за установленные рамки расходов.

Еще девочкой она получила серьезную музыкальную подготовку; милый старый "Шредер" и здесь с нею: рояль приносит в новую ее жизнь дух родительского дома, где она по-деревенски бегала босиком, не балованная, с малолетства приученная отцом-врачом трудиться, уважать и ценить труд других.

Бывало, работает Илья Николаевич. В кабинет донеслись звуки рояля. Тут он тихонько раскрывает дверь настежь. Дела уже отложены. Он откидывается в кресле, закрывает глаза - и на лице его появляется выражение блаженства.

Сама квартира, с ее новой мебелью и домашними цветами, казалось, была бы рада обрести человеческую душу - единственно для того, чтобы насладиться льющейся из гостиной музыкой...

Так жили Ульяновы.

Казалось бы, жить да поживать! И вдруг человек по собственной воле поступается всем, чего достиг ценой неимоверного труда и что составляет благополучие его семьи, покой, уют, наконец, его же собственный служебный интерес!

А ведь ему уже под сорок. И в такие годы испытывать судьбу, менять Нижний на заурядный губернский город. Не опрометчиво ли?..

- Я позволил себе, - сказал Садоков, все еще надеясь на силу своих доводов, - извлечь из несгораемого шкафа, чтобы освежить в памяти... - Тут он взял со стола папку: это был прошнурованный, с выпущенной наружу сургучной печатью послужной список Ульянова. - Позвольте перелистать? Вы, Илья Николаевич, службу начали в Пензе. Читаю: "...тысяча восемьсот пятьдесят восьмой год, Пензенский дворянский институт". За усердие в преподавании "денежная награда в сто пятьдесят рублей..." Следующий, тысяча восемьсот пятьдесят девятый год. Ревизия из Петербурга. В итоге ревизии сенатор Сафонов отметил вас "за отличное ведение своего дела"... В тысяча восемьсот шестьдесят втором году институту не повезло. Нагрянул с ревизией Постельс и, как у него водится, от учебной работы заведения камня на камне не оставил. После него, как после Батыя... Но был там педагог, которого даже Постельс вынужден был похвалить. Не помните такого? - И Садоков поднял лукавый взгляд на Ульянова. - "По математике и физике успехи учеников достаточные: преподаватель Ульянов с усердием занимается своим предметом". Осталось перечитать поощрения, которыми вы удостоены у нас в гимназии. Или, быть может, они еще свежи в вашей памяти? - закончил директор не без яда.

Потом сказал:

- У нас в гимназии, Илья Николаевич, в непродолжительном времени предвидится вакансия на должность инспектора... - Но посмотрел Ульянову в глаза и безнадежно махнул рукой.

* * *

Еще в Нижнем, принимая должность инспектора народных училищ, Ульянов спрашивал себя: "А подготовлен ли я, человек городской, к работе в деревне?" И это стало предметом его немалой озабоченности.

Гимназические учителя подтрунивали над коллегой: "Полноте, Илья Николаевич, мудрствовать, какие еще там деревенские проблемы! Вы многоопытный педагог, да еще удостоенный ученой степени кандидата. И меняете кафедру гимназии на деревенскую школу грамоты - в чем же тут проблема?"

Илья Николаевич отмалчивался и продолжал собирать сведения о Симбирской губернии. Проведал, что хороши тамошние глины: развито гончарное дело, кирпичное, и записал себе в тетрадку, в каких именно уездах следует приобретать кирпич при постройке школьных зданий.

В южной части губернии строительный лес плохой, это он тоже заметил себе. Напротив, бревно и тес отличного качества на севере и в северо-западном углу губернии. Здесь сосна мелкослойная, сто-двести лет простоит в срубе; встречается даже мачтовый лес, который берут волжские корабельщики. И Ульянову подумалось, что, быть может, на мачтах симбирской заготовки развевался мятежный флаг и Разина, и Пугачева.

Во всяком случае, Емельян Иванович поусердствовал на сибирских землях недаром Пушкин, работая над "Капитанской дочкой", приезжал в Симбирск, где интересовался архивами, да в его пору можно было встретить здесь еще и живых свидетелей пугачевских дел.