Илья Муромец. Святой богатырь - [101]

А степь уже гудела под кременными копытами печенежских коней. Шли орды крепких и жаждущих крови и грабежей воинов. Шел храбрый и жестокий степной народ. Шел на славянские селища, на городища русов, шел на только что принявшее крещение Киевское княжество. Шли орды язычников и мусульман.

– Печенеги! Печенеги идут!

Сорок лет не слышала степь такого грохота конных дружин. Со времен старой Хельги – регины русов – не наваливала такая напасть на правый берег Днепра.

Богато снаряженные оружием, прибывшим из Византии, сравнительно немногочисленные, но очень хорошо организованные, беспредельно храбрые и воинственные, печенеги смогли воплотить давнюю свою мечту. Пойти в поход на Киев.

Это была расплата за грабительский набег на Корсунь. Владимир, крестясь, думал, что опасность миновала и корсунцы мстить не будут. Они и не мстили, но маховик ответного удара, запущенный давно и умело, обрел инерцию, поднялся в ход, и теперь его нельзя было остановить. Оружие, полученное из Крыма, требовало применения. Сталь жаждала крови.

Если бы не тщательно продуманная и хорошо содержавшаяся пограничная степная служба Ильи, печенеги взяли бы внезапным набегом многие города, не успевшие затвориться. Сейчас их встречала оборона, пусть и недостаточно хорошо подготовленная. Поэтому, обтекая конными отрядами города и крепости, печенеги стремительно вышли к Днепру, переправились через него и вышли на Киев.

Осад не было. Города успели затвориться, и печенеги как стремительно пришли, так стремительно и откатились в степь. Но это была первая искра разгоревшейся многолетней войны, которая потребовала всех сил от молодого Русского государства. Страшная затяжная война, которая длилась с 989-го по 997 год. Прилагая неимоверные усилия, Киевская Русь вынуждена была создавать укрепленную границу, строить рубежи, каким стал Белгород, и проводить засечные линии на сотни километров. Годами держать оборону. И все же черноморские степи были для Руси потеряны.

Но все это еще впереди. После крещения Киева Илья чувствовал себя счастливо и опустошенно, будто мать, родившая ребенка. Так и сказал духовнику:

– Вот, будто ребенок мой родился – Киев православный. Кончилась моя служба!

Старец засмеялся сравнению с роженицей. А серьезно сказал:

– Что ты, Илюшенька, твоей-то службе еще и середки нет. Она еще только зачинается. Это все как посечение леса дремучего под расчистку. Тебе урожая дождаться следует. До урожая-то еще далеко…

– Да как же? – удивился Илья. – Старцы меня благословили в дружину идти, чтобы князя к истинной вере склонить, чтобы он крещение принял. Когда пришел я, о том и подумать было невозможно, а ныне князь крещен. И вся Русь крестилась, и славяне, и все стали народ един… Чего же еще желать?

Старец, в крестчатом куколе схимника, сказал:

– Крещение не заслуга и не спасение, а только дверь ко спасению. Ворота на дороге к Господу Истины и Света. А вот пойдут ли по ней князь и все новокрещеные, от них самих зависит. Вера наша – вера сильных! Как праотец Авраам, что с Господом лице в лице говорил, так и каждый христианин, крещение приняв, в лице с Господом говорит. И каждый с ним завет новый заключает, чтобы на Страшном судище Господнем отвечать за дела праведные и греховные. За себя! Каждый – сам за себя! И по делам – воздастся! Слышишь ли? Разумеешь ли? Не по крещению, не по желанию и слову, но по делам…

– Пойму ли сие? – робко спросил Илья. – Сие – дело попов и наставников, а я человек мирской…

– Ты – веха Господня на пути к Царству Новому, – строго сказал старец. – Тебя Господь избрал, дабы ты стоял неколебимо, а иные по тебе свой путь прямили… Хоть бы и князь, хоть бы и раб, хоть бы и другой мирянин… Слышишь ли? Разумеешь ли?

– Слышу, отче.

– Веруешь ли в сие?

– Верую.

– Вот и ступай с миром! Да пребудет Господь с тобою вовеки. Служба твоя вся еще впереди…

И не успел Илья выйти узкими проходами – вослед за послушником, молчаливо идущим впереди с каганцом в руках, – на свет божий, как был тут же зван к князю.

Князь принимал его одного, в палате малой, без иных собеседников.

– Ну, – сказал он, усаживая богатыря рядом с собою, – скажи, Илья Иваныч, что дале делать думаешь? Вот мы и Корсунь разбили, и крестились. Стала Русь новая. Как думаешь, что дальше станет?

– Печенеги пойдут! – сказал Илья.

– Почему так решил?

– Под слухи доносят. И грек, поп Анастас, что тебе в Корсуни про воду сказал, нам сообщает, что Корсунь много казны и оружия печенегам передала.

– Откуда у Корсуни оружие, когда им самим обороняться было нечем?

– Как откуда, князь? Из Царьграда! Откуда ему быть? Мы на убитых и на плененных брали – все византийское!

– Вот как, – грустно сказал князь. – Я думал, с Анной мир в приданое получу. А выходит, что лютее врага у Руси, чем Царьград, нет!

– Побойся Бога, – сказал Илья, – это же братья наши. Мы светом Христовым от Царьграда напитались! С Корсунью не надо было воевать!

– Да? – запальчиво вскинулся князь. – Все вы, советчики, больно умные! Сам разбери: Хазарию добить надо было? Не ровен час, опомнилась бы да опять Киев примучила. Там, где Хазария властвовала, – и державы, и народы все погибли! А как Хазарию сокрушить без помощи Царьграда? Мы – держава малая, и оружием и деньгами скудны! А взяли у византийцев заем, да военачальников обученных, да оружия – все в долг! Вот и повисла над нами не хазарская кабала, а византийская!