Илья Эренбург и Николай Бухарин - [11]

Гимназия; Гимназическая организация; Подполье.

Первая книга мемуаров была завершена в апреле 1960 года, публиковать ее Эренбург решил в “Новом мире”. Вот свидетельство А. И. Кондратовича, заместителя главного редактора журнала А. Т. Твардовского: “Отношения у А. Т. с Эренбургом были всегда прохладными. Взаимно прохладными… И, однако, когда обстоятельства прижали И. Г., он обратился с письмом к А. Т.: что за журнал “Новый мир” и что за человек Твардовский, он все-таки понимал. Эренбург писал, что он начал большую работу над воспоминаниями, закончил уже первую книгу и видит, что нигде ее, кроме “Нового мира”, он не сможет напечатать. Он просит А. Т. прочитать книгу, и если А. Т. что-то в ней не понравится, он не будет в обиде, если тот ее не примет к печати. А. Т. тотчас же позвонил И. Г. и сказал, что немедленно пришлет курьера, а так как Эренбург жил недалеко от редакции, рукопись через 15 минут лежала у А. Т. на столе”110а. Письмо Эренбурга Твардовскому сохранилось, и свидетельство мемуариста можно проверить и уточнить: “Москва, 25 апреля 1960 [года] Дорогой Александр Трифонович!

Наверное, Ваши сотрудники Вам уже сказали, что я хочу предложить Вам для “Нового мира” мою рукопись – “Годы, люди, жизнь”111, книгу первую. Меня обнадеживает наше сотрудничество – очерк о Чехове112. Посылаю Вам половину рукописи, находящейся в перепечатке. Вторая половина (главы 20-30) будут переданы Вам через несколько дней.

С сердечным приветом. Ваш И. Эренбург”113.

С кем именно из сотрудников редакции “Нового мира” обсуждал Эренбург вопрос о публикации в журнале своих мемуаров до того, как обратиться с письмом к главному редактору, остается неизвестным. Твардовский, ознакомившись с рукописью, согласился печатать мемуары Эренбурга, за исключением шестой главы, где речь шла о гимназической большевистской организации и ее лидерах Бухарине, Сокольникове, Членове, Неймарке, Львовой. “Пробивать” эту главу в печать Твардовский предоставил самому автору. В тех условиях дать такое разрешение не осмелился бы ни один чиновник; взять на себя эту ответственность мог только Хрущев, и Эренбургу приходилось надеяться лишь на него.

Тут к месту будет привести свидетельство Б. М. Сарнова о том, как осенью 1959 – зимой 1960 годов вместе с Л. И. Лазаревым они, тогдашние сотрудники “Литературной газеты”, посещали Эренбурга и беседовали с ним о его работе над мемуарами и как поразил их Эренбург своими вопросами: “Помню, особенно поразило нас, когда он однажды спросил:

– А как, по-вашему, главу о Бухарине напечатают?

Л. И. Лазарев ответил в том смысле, что решить этот вопрос может только Хрущев.

– А что? Хрущев, по-моему, должен неплохо относиться к Бухарину, – предположил я.

– Вы думаете? – быстро повернулся ко мне Эренбург.

Я промямлил что-то в положительном смысле, хотя уже не так уверенно.

– Ну, мне он это просто говорил, – сказал Илья Григорьевич… (Видимо, во время их двухчасового разговора в мае 1956 года. – Б. Ф.) Кто-то из нас спросил:

– Илья Григорьевич! А вы, когда писали главу о Бухарине, рассчитывали ее напечатать?

– Во всяком случае, я писал ее для печати, – ответил он”114.

Поскольку первая волна политических реабилитаций жертв сталинских репрессий уже завершилась и тогда, в 1956 году, реабилитировать Бухарина Хрущеву помешали, а вторая волна явно не предвиделась, Эренбург обратился к Хрущеву с очень осторожным письмом; вопроса о реабилитации Бухарина в нем не ставилось.

Эренбургу важно было не спугнуть Хрущева, и он написал лишь о возможности упомянуть имя Бухарина и рассказать о его юности. При этом Эренбург надеялся на внутреннее доброжелательное отношение Хрущева к Бухарину, как ни к кому из знаменитых “оппозиционеров”; он понимал, что, скажем, к Сокольникову Хрущев скорее всего относится с меньшей симпатией, и потому в письме подчеркнул, что для него особенно важно рассказать именно о Бухарине. Наконец, письмо Хрущеву было составлено так, чтобы в случае отрицательного ответа запрет не распространился на весь текст мемуаров: “Москва, 8 мая 1960 [года] Дорогой Никита Сергеевич!

Мне совестно отнимать у Вас несколько минут, да еще в такое напряженное время115, но я не вижу другой возможности.

В журнале “Новый мир” начинают печатать мои воспоминания. В начале я рассказываю о моем скромном участии в революционном движении в 1905-1908 годах. Там я говорю о Бухарине и Сокольникове того времени – о гимназистах и зеленых юношах. Я решаюсь послать Вам эту главу и отчеркнуть те две страницы, которые без Вашего слова не могут быть напечатанными. Особенно мне хотелось бы упомянуть о Бухарине, который был моим школьным товарищем. Но, конечно, если это сейчас политически неудобно, я опущу эти две страницы.

Простите за покушение на Ваше время

С глубоким уважением И. Эренбург”116.

Передать письмо Эренбург решил через помощника Хрущева В. С. Лебедева, наиболее либерального и интеллигентного из всего хрущевского окружения. С этой целью он обратился к Лебедеву с запиской: “Москва, 8 мая 1960 [года] Дорогой Владимир Семенович!

Из моего письма Никите Сергеевичу Вы увидите, в чем моя просьба. Может быть, даже ни к чему показывать ему две страницы – я думаю сейчас о его времени. Может быть, Вам удастся просто спросить его в свободную минуту, могу ли я упомянуть в моих воспоминаниях восемнадцатилетнего Бухарина (это для меня наиболее существенно).