Иллюзия убийства - [92]

Не будь я женщиной, я бы… Но я поворачиваюсь на каблуках и ухожу не оглядываясь. Вернувшись в свое купе, я резко закрываю дверь и поворачиваю защелку.

Зачем я это сделала? Я хотела цивилизованно поговорить с Фредериком. Я была рада видеть его, и он тоже, как я поняла, хотел видеть меня. И что я наделала? Устроила ему сцену.

Меня извиняет лишь то, что я сержусь, я расстроена и растеряна, поскольку никто не хочет придавать значение тому, что я считаю опасным заговором.

— Что происходит? — спрашиваю я стену, разделяющую меня и Сару.

Может быть, я просто дура. Должно быть. Я рисковала своим успехом ради спасения Сары, а она не хочет, чтобы ее спасали. Она даже не хочет общаться со мной.

Я начинаю думать, не правы ли те, кто считает, что у меня не все в порядке с головой.

Зачем ставить под угрозу свой успех, карьеру и репутацию, специально задержавшись и сев на поезд с людьми, которые удивлены и даже раздражены тем, что я все еще существую на этой планете?

Сара обожает меня, но выставляет за дверь и говорит, чтобы я не вмешивалась в то, что касается только ее. Фредерик смеется надо мной или по меньшей мере проявляет снисходительную терпимость к моим выходкам. Лорд и леди Уортон относятся ко мне как к прокаженной. Фон Райх игнорирует меня. А Ченза, источающая злобу своими самодовольными улыбочками, приводит меня в содрогание.

«Что знают эти люди, чего не знаю я?»

63

Вместо целого пульмановского вагона класса люкс я имею в своем распоряжении лишь одно купе, такое тесное, что все подношения в виде цветов и фруктов пришлось оставить, о чем я очень сожалею. Да и скорость у этого поезда не та, с какой мы мчались из Сан-Франциско. Он ползет будто черепаха, и я боюсь, что этот отрезок пути не завершу вовремя.

Когда я шла в свое купе, Джордж дал мне телеграмму, которую я должна была получить в Сан-Франциско, но она только сейчас нашла меня.

Это послание доставляет мне огромное удовольствие, и мое настроение меняется:

«Господин Жюль Верн желает, чтобы это послание было вручено Нелли Блай в тот момент, когда она ступит на американскую землю. Жюль Верн шлет искренние поздравления отважной Нелли Блай».

О, как мне нужна сейчас помощь Жюля Верна!

Обслуживание в поезде оставляет желать лучшего. Пассажирам приходится ссаживаться, чтобы поесть. Наша первая остановка в Логанспорте, где мы ужинаем.

Когда я выхожу на платформу, молодой человек, которого я никогда не видела и больше не увижу, заскакивает на другую платформу и, размахивая шляпой, кричит:

— Ура Нелли Блай! Ура Нелли Блай!

Делегация железнодорожников встречает меня и дарит цветы и сладости, как и другие люди. Толпа аплодирует и приветствует громкими возгласами. Она размыкается, чтобы пропустить меня в станционную столовую, а потом смыкается и снова восторженно рукоплещет. Люди даже подходят к окнам, чтобы посмотреть на меня.

После того как я сажусь за стол, передо мной ставят несколько блюд с надписью «Успеха, Нелли Блай».

Несмотря на оказанное мне внимание с того момента, как я сошла с «Океаника», всеобщее восхищение не очень радует меня. Я недовольна собой — люди высокого мнения обо мне, они рассчитывают на мою победу, а я могу подвести их, потому что задержалась на несколько часов.

Я ем очень осторожно, чтобы у этих замечательных людей по крайней мере не сохранилось в памяти, как за ужином я облилась супом.

От древней старушки за одним из соседних столиков я получаю записку. Я раскрываю ее и читаю, прихлебывая суп:

«Даже когда я играю в пользующемся успехом спектакле, меня не встречают с таким энтузиазмом. В следующий раз, если захочу польстить себе, я совершу кругосветное путешествие за рекордное время».

Я бросаю быстрый взгляд на старую актрису, она чуть заметно кивает мне, а я робко улыбаюсь ей.

На обратном пути к поезду мне сообщают: будет задержка из-за того, что маневровый паровоз добавляет еще вагон через один от моего. У меня появляется возможность пройтись вдоль железнодорожного пути на прохладном вечернем воздухе и отвлечься от суматохи последних дней.

Хотя кругом находятся люди, я время от времени оглядываюсь. Уже темно, а при мне все еще ключ, из-за которого убили человека.

На некотором расстоянии от меня прицепляют новый пульмановский вагон. Он красивый, полированный, темно-зеленого цвета с позолоченными элементами отделки, что свидетельствует о принадлежности его человеку, имеющему солидное состояние.

Я останавливаюсь и смотрю на табличку на боковой стене вагона — серебряную, с выгравированным золотом названием.

«Амелия».

Сердце у меня начинает учащенно биться, и перед мысленным взором возникает истекающий кровью человек, который произносит это имя.

По ступенькам вагона из «Амелии» спускается проводник и закуривает сигарету. Я бросаюсь к нему.

— Добрый вечер.

— Добрый, мисс.

— Это вагон мистера Весткота?

— Да, мисс.

— Я однажды встречалась с ним. Не могли бы вы передать ему мою визитную карточку?

— Нет, не могу. Его нет в вагоне.

— Вот как? А кто едет в нем?

В тамбуре слышится кряхтение. На посадочной площадке пульмана стоит рыжий мужчина и смотрит сверху на нас.

Проводник, буркнув «извините», поднимается по ступенькам. Мужчина пропускает его, не сводя с меня глаз.