Иллюзии II. Приключения одного ученика, который учеником быть не хотел - [13]
Самому Лаки было проще, чем мне: он мог быть со мной, когда только пожелает, и только удивлялся, почему это я его не вижу и не глажу. Затем он понял, что таковы мои верования. И однажды они изменятся.
И теперь моя ограниченность уже совсем перестала печалить его. Эта проблема свойственна всем смертным.
— Я всегда был с тобой, — сказал Лаки. — Однажды ты это поймешь.
— Лаки, а каково это — умирать?
— Совсем не так, как виделось вам. Вы были так печальны. Вы с Сабриной обнимали меня, а я просто поднимался над телом. Ни малейшей печали, никакой грусти. Я делался все больше и больше… становился частью всего. Я в воздухе, которым вы дышите. Я всегда с вами.
— Эх, Лаки. Как я по тебе скучаю!
— Ты скучаешь, потому что не видишь меня, — но я же здесь! Я здесь! Я — все то, что ты любил во мне. Я — дух, и именно это и есть тот самый Лаки, которого ты любил! Я не ушел, не умер — не было такого никогда! Ты каждый день гуляешь по полям с Майей и с Жа-Жа, и я всегда бегу рядом!
— А они тебя видят, Лаки?
— Майя иногда видит. Она на меня лает, но Жа-Жа видит только пустое пространство, ты тоже не обращаешь внимания…
— А почему она лает?
— Возможно, я виден ей не полостью.
Я рассмеялся.
Лаки взглянул на меня.
— У меня время течет не так, как у вас на Земле. Мы вместе в любой момент, когда захотим быть вместе — как сейчас.
— Да, земное время не таково. Мы называем подобные моменты воспоминаниями, — мне кое-что припомнилось. — А ведь ты все это время то и дело на нас поглядывал. Я чувствовал, что ты о нас думаешь.
— Я по-прежнему вас люблю.
— Когда ты умер, я нашел двух медиумов, практикующих общение с животными. Один на восточном берегу, другой — на западном. Послал им твою фотографию. Звонил им.
— И что же они сказали?
— Сказали, что ты задумчивый. Серьезный.
— Вовсе даже не серьезный! — он устремил взгляд вперед, туда, куда вела нас тропинка. — Разве я был серьезным?
— Нет. В свой последний год ты много улыбался. Думаю, серьезным ты был исключительно на той фотографии.
— Я улыбался, когда ты пытался от меня спрятаться, помнишь? Я убегал вперед, а ты останавливался и прятался за деревом.
— Да. Я закрывал глаза и старался не дышать.
— И, конечно же, я тебя находил. Очень скоро ты слышал, что я уже рядом. Слышал мое дыхание.
— Это было так весело, Лаки! Я хохотал на весь лес.
— Мне всегда было отлично известно, где ты прячешься. А ты этого не знал? — (Лаки полагает, что люди не слишком умные животные, но они добры к собакам.) — Так что по поводу серьезности медиумы неправы. А они передавали какие-нибудь мои слова?
— Ты рассказывал, что было после твоей смерти. Ты покинул нас, а потом стал расти, расти…
— Я стал размером во всю Вселенную. Осознал, что я — всё. Они об этом говорили?
— Они оба сказали, что ты всегда с нами. В каждом нашем вдохе. Ты — часть нас.
— Близко к правде. Вы — часть меня. Я чувствовал, что вы со мной. Я много о вас думал.
— Они рассказали, почему ты умер.
— О том, что я не хотел быть больным и бессильным?
— Да.
— Хорошие медиумы.
— Они сказали, что ты не грустишь. Не скучаешь о нас.
— У меня не было причин грустить. Я знаю, что мы всегда вместе. У меня не было того ощущения утраты, какое было у вас, — он взглянул на меня. — Вернее, есть у вас.
— Лаки, так больно было смотреть, как ты умираешь… и с тех пор от тебя ни весточки.
— Я сожалею. Дело в ограниченности мировосприятия у смертных. Это в равной мере касается смертных собак. Вероятно, и я тосковал бы, если бы вы умерли, а я остался на Земле, — он устремил взгляд в чащу, потом снова посмотрел на меня. — Я частенько возвращался. Вы меня не видели. Но я знал, что вы увидите, когда сами умрете. Вопрос веры. И как только это произойдет, время исчезнет.
Вопрос веры? Да что же происходит? Лаки стал моим учителем?
— Так происходит, когда заканчивается жизненный срок, — сказал он. — После пересечения Радужного Моста мы все становимся намного мудрее, это неизбежно.
— Но это ведь людская история — Радужный Мост.
— Это исполненная любви мысль, а поэтому верная. Есть много идей, которые едины для всех существ, — Мост в их числе.
— Я спросил, вернешься ли ты. Медиумы ответили, что ты еще не решил. А если соберешься, то нам предложат щенка — это будет кто-то, живущий к югу от нас.
— Я действительно не решил… до сих пор. Вы ведь подумываете о переезде. Мне нужно осмотреть ваше новое жилище. Мне необходим простор, чтобы бегать. Разбаловался я в вашем нынешнем доме, — он покосился, чтобы увидеть, улыбнулся ли я его словам.
— Сомневаюсь, что мы переедем, Лаки.
— Посмотрим.
— Это твой дом. И мой тоже.
— Ничто на Земле не твой дом. И ты это знаешь.
Мы некоторое время молча шли к дому на вершине холма. Лаки улегся на крыльце. Я сел рядышком и оперся о шестидюймовую колонну, подпирающую крышу. Пес положил морду мне на колени.
— Вот мы и вместе, — сказал я.
Он не шевельнулся, не изменил выражения физиономии, только скосил на меня свои серьезные глаза.
От этого я, как всегда, рассмеялся.
Я пригладил шерсть на его белоснежной шее — короткое ласковое прикосновение.
Я задумался: если Лаки говорит, что он всегда с нами, как это характеризует его сознание? Нет ни времени, ни пространства. Любовь везде. Он счастлив. Он учится. Ему невозможно причинить боль. Он видит нас и знает нас. Он видит возможные варианты будущего. Он может сделать выбор в пользу того, чтобы снова жить рядом с нами.
