Иллюзии. 1968—1978 (Роман, повесть) - [133]

Во времена Максима Брониславовича кандидат наук был заметной фигурой. А теперь? Мной нередко овладевает искушение спросить у молодых людей, впервые попадающих в научную лабораторию: чего вы хотите от жизни? Если денег, то ищите другое место. Если славы — уходите в спорт. Почему вас так много? Неужели вас всех тянет к исследовательской работе? Кому нужна наука, если она не нужна вам? Лишь бессмысленная зачастую в практическом, житейском отношении тяга к определенному образу жизни, тихому, уединенному, сосредоточенному, может служить вам сегодня достаточным оправданием. Уже не говорю о том, удастся ли вам сделать в науке что-либо существенное. Не верьте журналистам: за последние пятьсот лет характер работы ученого почти не переменился. Ученых по-прежнему мало, но только теперь они чаще теряются в непомерно разросшейся толпе околонаучной публики. Пусть не вводят вас в заблуждение и сладостное искушение чьи-то звания и высокие должности. С равным успехом многие из этих людей могли бы заведовать продуктовым складом, птицефермой или крупным универмагом. Наука никогда не была их единственным призванием. Очутившись в научной среде, вы, к сожалению, очень скоро это узнаете, хотя лучше бы вам этого вовсе не знать. Более того. Если вы и в самом деле окажетесь настоящими учеными, то есть людьми, способными увидеть в обыкновенном необыкновенное, то обнаружите, что талант резко уживается с административным преуспеянием, что для достижения административных постов нужны вовсе не научные — другие способности, среди которых не последнее место занимают способности делать карьеру, причем выигрывают и побеждают лишь те, кто такими способностями обладает.

В который раз я пытаюсь мысленно воссоздать историю молодого человека, приехавшего в Москву из далеких казахских степей, полного самых благих намерений: получить высшее образование, чего-то добиться в жизни. Г. В. Гарышев в меру способен, усидчив и трудолюбив. В отличие от Базанова, случай не сталкивает его в институте ни с доцентом Пичугиным, ни с профессором Музыкантовым, а для того чтобы стать учеником Базанова, чем-то вроде Рыбочкина, Брутяна или Кормилицына, он просто-напросто поспешил родиться. Словом, как сказал бы Верижников, ему не повезло. По той или иной причине муза не явилась к Гарышеву в образе «термодинамической химии», во-первых, потому, что она не является к каждому, а во-вторых, потому, что уже отдала предпочтение другому. Единственный для Гарышева вариант остаться в науке — это поступить так, как несколько позже поступит Кормилицын: постараться на любых условиях перейти работать в базановскую группу. Если потребуется мыть полы, то и полы мыть. Сказано: на любых. Как ученый он бы от этого только выиграл. Несомненно.

Но тут на жизненном пути Г. В. Гарышева возникают две неясные, таинственные фигуры — М. Б. Френовский и С. К. Кривонищенко.

— Вон, — говорит одна из них, — видишь, идет человек?

— Вижу, — говорит Г. В.

— Знаешь куда?

— Нет.

— Клад там зарыт, золото, серебро.

— А-а-а, — говорит Г. В.

— Пусть идет?

— Конечно.

— Все равно не дойдет.

— Почему? — удивляется Г. В.

— Потому что, — неопределенно замечает одна из фигур.

— Лишнего не спрашивай, — советует другая. — Мы тебе короче путь покажем. Чем ты хуже? Ты человек трудолюбивый, способный, пускай тебе клад достанется. Лучше, чем никому. Он все равно не дойдет.

Таинственные фигуры исчезли, оставив Г. В. наедине с собой. Какую трудную задачу они ему задали! «Чем ты хуже?» Правда, чем? Кто возьмет на себя смелость ответить на этот вопрос?

Не было ничего — и вдруг реальная цель, и путь указан. Базанов не брат ему, не близкий человек. Чем он лучше? И душу взамен не потребовали — добрые люди. Да и Базанов как будто не прочь отдать клад Г. В. Гарышеву, сам говорит, что рубля в день ему хватит вполне. Ему бы только путь найти, протоптать тропу.

Произошла маленькая подмена: выбор пути, сделанный Гарышевым-школьником, сменился выбором цели, и выбор этот был сделан Гарышевым-мужчиной, чей возраст уже не оставлял надежд на чудо. Если мальчик Гарышев, не задумываясь, перешел бы работать в группу Базанова, то Гарышев-мужчина продолжал задавать себе мучительный вопрос: чем я хуже тех, других, кому папа с мамой помогли встать на ноги, кто занимает посты, владеет, имеет, получает?

Новоиспеченного ученого потянула к себе бутафория успеха. Конкретный характер мышления взял верх над, увы, недоразвитым абстрактным мышлением, способным руководствоваться иной иерархией ценностей.

Гарышев — обыкновенный, в меру способный человек, «свой парень». Из тех, кто громогласно заявляет, что ни за какие блага не изменит родному углу, и устремляется в большую жизнь, чтобы, проклиная ее суету, толчею, непомерный темп жизни и «бездуховность», прочно осесть там, дабы не оказаться  х у ж е  д р у г и х. Из тех, что из-за недостатка знаний чувствуют себя неуверенно и оттого бросаются в крайности, становятся максималистами в попытке быстрого и надежного закрепления своих корней на новой почве. Попав в новую среду, начинают с проклятий, а кончают тем, что пытаются всеми силами приспособить ее к себе, а не себя к ней. Им не дороги ее традиции, ибо очень скоро они начинают чувствовать себя новыми хозяевами и полновластными владыками. «Не боги горшки обжигают». Жажда самоутверждения пьянит такого человека, как голодного — мысль о куске хлеба, он с завистью и презрением смотрит на тех, кто уже утолил голод и в своих жизненных устремлениях продвинулся дальше. Свято место пусто не бывает. Возникшее разряжение в полном соответствии с известным законом физики поднимает все выше поверхностные слои, распыляет их и создает нечто похожее на мираж — ореол искрящихся, сверкающих на солнце капель.