Икона - [4]

— Спиро, проверь, свободен ли вход в склеп.

Старый солдат растворился в пространстве.

Теперь немецкий офицер — это был действительно Мюллер, или Принц, как его называли, — уходил, огибая южную стену церкви. Вслед за ним шли солдаты. Взгляды капитана и Косты встретились, и последний быстро отвел глаза. Было ли ему стыдно за своего командира, стыдно за самого себя? Кроме Змея и Мюллера, только Коста был посвящен в план капитана. Через него стороны поддерживали связь, когда Элиасу приходилось отлучаться. Не оказалась ли эта тайна слишком тяжелым бременем для него?

Позади них, внизу, послышался хруст ломающихся веток, и оба вскинули винтовки.

— Погоди, — сказал капитан.

Из-за деревьев появился Микалис и, не пригибаясь, побежал вверх по склону. За ним следовал Лефтерис. Коста скользнул вниз и рывком увлек священника на землю.

— Извините, что так получилось, — прошептал Лефтерис, не поднимая глаз на капитана. — Он сказал, что проклянет меня, если я его не пущу.

Элиас решил не тратить времени на выволочку подчиненному, лишь жестко посмотрел на священника:

— Угрожаешь проклясть, чтобы добиться своего. Ты удивляешь меня, отец.

— Брат, мне надо попасть в церковь.

— Ты видишь тех солдат?

— Они не станут стрелять в меня.

— Вход в церковь объят огнем. Ты не сможешь проникнуть внутрь.

— Тогда давайте попробуем с тыла. Или через склеп.

Как будто в ответ на слова священника за плечом капитана возник Спиро:

— Через склеп не получится. С той стороны слишком много немцев.

— Тогда с тыла, — настаивал Микалис. — Они не заметят нас за деревьями.

Люди рвались в церковь — и капитану нечем было оправдать свое бездействие. Кроме того, он не мог выпустить непокорного священника из поля зрения.

— Будь рядом со мной. Держись слева от меня и вперед не лезь, понял?

— Да.

Пройдя за деревьями немного на север, они подошли к тыльной стороне каменного здания. Там, невидимый в темноте, находился отдельный вход для служителей церкви. Пожар начался в передней части здания, но через высокие окна им было видно, что огонь уже охватил большую часть помещения.

— Поздно, — печально произнес Лефтерис.

— Нет! — Священник попытался протиснуться вперед капитана, но тот удержал его.

— Лефтерис прав.

— Я должен хотя бы попытаться. Икона…

— Это всего лишь крашеный кусок дерева. Забудь о ней.

Продолговатое лицо священника как будто нацелилось на Элиаса.

— Ты не прав. Все совсем не так, как тебе кажется.

— А как же?

— Но даже если ты прав, вера наполняет материальные объекты высшей силой. Богородица исцеляла страждущих веками; для этих людей икона означает очень многое.

Капитан не сразу нашелся что ответить. Ему всегда казалось, что в чудодействующую силу иконы могут верить только старухи; его отец всегда относился к таким вещам с насмешкой, как, впрочем, и к религии вообще. Местная детвора, когда подрастет, тоже отвергнет религию. Элиас не был коммунистом, но он принадлежал к тому миру, в котором наука стояла над предрассудками, где люди в своих поступках руководствовались отнюдь не верой в Богородицу. Это восприятие жизни привили ему Афины, но, возможно, он пробыл там слишком долго? Или возвращение сюда было ошибкой? Его молодые бойцы доверяли священнику еще меньше, чем он сам, но в моменты наивысшей опасности они обращались не друг к другу, как делали их братья-коммунисты, но к Богу, к Панагии, Пресвятой Богородице. Почему? Ведь священники и старухи не имели на них никакого влияния, так откуда же бралась вера? И где обрел ее Микалис? Ведь его отец был абсолютный безбожник. И как теперь Элиасу, сотворив такое, взглянуть в глаза истинно верующим?

— Слушайте.

Но сказать ему было нечего. В любом случае его слова не нашли бы отклика. И в этот момент капитан заметил в дальней части двора тени, двигавшиеся среди могил. Это были Мюллер и несколько солдат, искавшие вход с тыльной части здания. Они проделали уже значительный путь вокруг здания и через мгновение должны были столкнуться с партизанами. Отвлекшись, Элиас чуть-чуть разжал пальцы. Этого было достаточно. Священник вырвался из его рук, перескочил через разбитую стену и помчался к темному порталу. Капитан замер, не в силах кричать. Видимо, немцы узнали черную рясу и не открыли огонь, но один из солдат метнулся наперерез священнику, чтобы перехватить его.

— Стой, стой!

Слева от капитана грохнул выстрел — это был старый «манлихер» Спиро, — и солдат, тяжело осев, распластался на земле. Мгновение спустя выстрелы послышались с противоположной стороны; пули, отскакивая, крошили каменную стену, и партизанам пришлось пригнуться: немцы пытались найти прикрывавших. Микалис споткнулся об упавшего солдата, но восстановил равновесие и исчез в проеме двери.

Элиас, очнувшийся после начала боя, снова обрел голос и приказал своим людям рассыпаться вдоль стены и стрелять так часто, как позволяли их винтовки. Точность не имела значения. Кресты и узкие надгробия не могли защитить немцев. Их единственным спасением был угол здания. А поскольку с этой позиции могли вести огонь только один или два человека одновременно, все остальные представляли собой легкую мишень для партизан, что позволяло не обнаруживать скромную численность группы. Через несколько минут, когда сюда доберется немецкое подкрепление, они окажутся вчетвером против пятидесяти фашистов, но оставалась надежда, что священник выйдет до того, как это случится.