Иисус. Надежда постмодернистского мира - [13]

Что же может помочь нам отказаться от привычного смысла этих слов и вернуться к их первоначальному значению? Было бы полезно проследить использование их каким–нибудь другим автором, жившим примерно в то же время, что и Иисус. Обратимся, например, к трудам одного из представителей иудейской знати, историка Иосифа Флавия, родившегося через несколько лет после распятия Иисуса. В 66 году нашей эры он, молодой армейский офицер, был послан для переговоров с участниками очередного мятежа в Галилее. В своей автобиографии' он писал, что его задачей было убедить вспыльчивых галилеян прекратить безумные попытки свергнуть власть Рима и предоставить ему и другим представителям иерусалимской знати возможность более приемлемого разрешения конфликта. Поэтому при встрече с предводителем повстанцев Иосиф Флавии, по его собственному свидетельству, предложил тому отказаться от своих требований и довериться ему. Его слова покажутся читателям Евангелий удивительно знакомыми. Иосиф Флавий приказал главарю мятежников «покаяться и верить ему» «metanoesein kai pistos emoi genesesthai».

Конечно, это не означает, что он призвал предводителя восставших (которого, кстати, звали Иисусом, что еще больше осложняло дело) перестать грешить и принять религиозное обращение. Его слова имели гораздо более конкретное политическое значение. Я убежден, что, пытаясь понять Иисуса из Назарета, сорока годами ранее путешествовавшего по Галилее с призванием покаяться и веровать в него и Евангелие, мы не вправе закрывать глаза па этот факт. Даже если, в конце концов, мы обнаружим, что Иисус вкладывал в свои слова дополнительный смысл и его приглашение имело также религиозный характер, нельзя отрицать, что первоначальный смысл, ~ ем не менее, сохранялся. Он призывал слушателей отказаться от своих требований и избрать его путь самоопределения Израиля и установления Царства Божия, а также его представление об этом Царстве. В частности он, как и Иосиф Флавий, убеждал их оставить безумную идею национальной революции. Однако Иосиф Флавий выступал против вооруженного восстания, потому что он, как и другие знатные иудеи, думал прежде всего о собственном обогащении. Иисус же, как ни странно, рассматривал эту идею как предательство в отношении Бога и идеи о предназначении Израиля быть светом мира. Иосиф Флавий предлагал им компромисс, сомнительное политическое решение, грозящее в любой момент потерять силу. Иисус проповедовал для Израиля совершенно иной, крайне рискованный путь, призывая подставить другую щеку и пройти второе поприще, путь тех, кто готов отдать свою жизнь, чтобы обрести ее вновь. Таково было царство, в которое он приглашал своих слушателей. Для такой пьесы он искал актеров.

Столь необычное приглашение сопровождалось необыкновенно теплым приемом, Повсюду, где появлялся Иисус, устраивались празднества. Традиция пиршеств, на которые он приглашал всех без исключения, фигурирует в исследованиях практически каждого из современных богословов. Причину, по которой некоторые современники Иисуса считали его поведение оскорбительным, найти несложно, хотя ее не всегда правильно понимают. Дело было не только в том, что он, как частное лицо, общался с людьми сомнительной репутации, — одно это едва ли могло считаться преступлением. Но Иисус выступал в роли провозвестника Царства Божьего, и многих не устраивал тот факт, что доступные для всех трапезы стали необходимым сопровождением его проповеди. Эти трапезы многое говорили об Иисусовой идее Царства, и это подрывало основы всех прочих учений о нем. Прием, который оказывал грешникам Иисус, символизировал готовность Бога принять и простить каждого из них. Тогда как его современники рассматривали прощение и возрождение лишь в рамках Храмового служения, Иисус предлагал своей властью даровать людям то и другое без какого–либо формального взаимодействия с Иерусалимом. (Здесь исключение доказывает правило: когда Иисус, исцелив прокаженного, приказал тому показаться священнику и принести необходимого жертву, это было сделано потому, что для возвращения к нормальной жизни в обществе бывшему прокаженному требовалось официальное заключение об исцелении.)

Желающие ответить на призыв Иисуса и сыграть свою роль в драме Божьего Царства столкнулись с нелегким испытанием. С ранних дней существования Церкви христиане ошибочно начали рассматривать его как новый свод правил, словно целью Иисуса было всего лишь ввести в употребление новый моральный кодекс. Особые затруднения возникли в период Реформации, когда люди особенно ясно осознавали опасность того, что их собственные «добрые дела» могут получить преимущество перед верой, которой человек оправдывается перед Богом. Однако дело было совсем не в этом. Нравственные нормы, в соответствии с которыми в(или современники Иисуса, могли поспорить с любыми, существовавшими в то время, и превосходили большинство из них. Они никогда не верили в то, что своим поведением могут заслужить благосклонность Бога. Не верил в это и Иисус. Для них поведение было лишь логическим следствием завета, заключенного с ними Богом. Потому напряженные богословские споры по этому поводу упускают из вида главное: зарождавшееся царство, о приближении которого возвестил Иисус, означало сотворение нового мира, и от своих слушателей он ожидал преображения в новый народ, в граждан нового мира. Он призывал своих современников встать на путь новой жизни: путь покаяния, прощения и молитвы, причем следовать по нему они могли, не покидая своих городов и деревень.