Иисус глазами очевидцев. Первые дни христианства. Живые голоса свидетелей - [185]
Если свидетельство — такая же базовая основа знания, как восприятие, память и умозаключение, то нам стоит воспринимать и объяснять свою эпистемологическую ситуацию в менее индивидуалистическом и более общем, межсубъектном ключе. Это не означает отрицания любой когнитивной автономии, как будто субъект не способен мыслить независимо от других. Но это значит, что эпистемическое доверие к другим — базовая матрица, внутри которой индивид может приобрести и развивать то, что Коуди называет «цветущей когнитивной автономией»:
Подобно тому как автономному деятелю нет нужды отрицать свою зависимость от других даже на глубочайших уровнях своего существования, также и автономному мыслителю нет необходимости отрицать определенную степень доверия к словам других — напротив, ему следует использовать это доверие для выработки собственной, истинно независимой и критической позиции. Интеллектуальная автономия необходима для выработки посильного контроля над собственными взглядами и проверки того, насколько соответствуют текущие взгляды индивида его когнитивной истории и нынешнему интеллектуальному окружению. Тем не менее независимый мыслитель — это не тот, кто до всего додумывается сам, а тот, чей разум способен контролировать и оценивать информацию, поступающую к нему из обычных источников, индивидуальных или социальных[1228].
Таким образом, вера чужим свидетельствам (которую все мы демонстрируем очень часто) предполагает некое фундаментальное доверие к другим — но вовсе не обязательно некритическое доверие:
Когда мы верим свидетельству, то верим сказанному, так как доверяем свидетелю. Это доверие — фундаментальное, но не слепое. Как отмечал [Томас] Рейд, ребенок начинает с полного доверия ко всему, что ему говорят, и развивает более критическую позицию по мере взросления. Но и для взрослых критическая позиция вырастает как частный случай на основе позиции доверия — так же, как свойственное взрослому понимание того, что память может нас обманывать, вырастает на основе доверия к воспоминаниям в целом.
Обыденное восприятие говорит нам, что отношения доверия и критической оценки диаметрально противоположны друг другу, но на деле это не так–хотя в частном случае бывает невозможно одновременно доверять свидетелю и подвергать критической оценке его свидетельство. Для восприятия свидетельства слушателями характерно участие в этом процессе некоего механизма обучения, в который встроены определенные критические способности… Мы можем «не видеть причин сомневаться» в чужом сообщении, хотя нас никак не назовешь легковерными — можем попросту видеть, что в сообщении нет обычных предупреждающих знаков обмана, путаницы или ошибки. Такое знание включает в себя наши представления о компетентности свидетеля, об обстоятельствах, при которых он произносит свое свидетельство, о внутренней непротиворечивости его свидетельства, об отсутствии противоречий с тем, что говорят о том же предмете другие… Важно понять, что доверие и критическая оценка связаны друг с другом сложными отношениями[1229].
Итак, свидетельство по самой своей природе требует доверия. У нас нет причин полагать, что оно представляет собой менее достоверный способ получения знания, чем восприятие, память, умозаключение. Нет причин полагать, что восприятие других, переданное нам в форме свидетельства, заслуживает доверия менее, чем наше собственное. Недоверие ко всему, что говорят нам другие, отрицает социальную, межсубъектную реальность человеческой эпистемической ситуации. Базовое доверие — не легковерность, а необходимая эпистемическая добродетель. Доверие лежит в основе человеческого общения: критическая оценка чужих сообщений важна, но вторична — она вырастает на основе базового доверия. В принципе эта ситуация не отличается от нашего отношения к собственному восприятию, воспоминаниям, умозаключениям: у нас нет выбора — приходится им базово доверять, понимая при этом, что они могут нас обманывать и в сомнительных случаях требуют проверки. Только чрезмерный индивидуализм современной западной идеологии требует от нас, продолжая доверять собственным восприятию, воспоминаниям и умозаключениям, чужие свидетельства при этом постоянно и по умолчанию ставить под сомнение. Верно, что со свидетельствами дело обстоит несколько сложнее — во многих (хотя далеко не во всех) случаях у свидетелей имеется больше причин и мотивов искажать и фальсифицировать истину. Поэтому и суровый перекрестный допрос свидетелей в суде, и методы современных историков, предназначенные для тщательной проверки и оценки свидетельств из прошлого, вполне оправданны. Однако это не означает, что мы должны отвергнуть базовое доверие к чужим свидетельствам. Говоря словами Поля Рикера, каждому человеческому сообществу необходимо соблюдать «правило благоразумия»: «Сперва доверяй чужим словам — затем сомневайся, если для этого есть серьезные причины»
