Иисус. Дорога в Кану - [58]

Я отвечал на это негромким смехом. У нас впереди были долгие часы, прежде чем мы достигнем Капернаума.

Моя сестра, Маленькая Саломея, жила в Капернауме. Она была вдова с маленьким сыном, жила в семье мужа, который приходился родственником нам и Зеведею. Я хотел навестить ее.

Но когда мы подошли к Капернауму, Андрей бар Иоанн, который шел со мной и Иоанном от самого Иордана, направился сначала к своему брату Симону, рассказать, что и в самом деле нашелся Мессия. Он вышел на берег моря, и я последовал за ним. Я увидел, как Симон, его брат, правит лодкой, и вместе с ним был Зеведей, отец Иоанна, у которого в лодке сидел брат Иоанна Иаков.

Все они вздрогнули, услышав взволнованные слова Андрея.

И в молчании воззрились на меня.

Я ждал.

Потом велел Иакову и Симону следовать за мной.

Они пошли сразу же, и теперь уже Симон умолял меня, упрашивал зайти в дом, потому что его теща сгорает в лихорадке. До моря уже докатился слух о том, что я изгнал бесов из известной всем одержимой из Магдалы. Не могу ли я исцелить и эту больную?

Я вошел в дом и увидел ее, лежавшую там, она была настолько больна, что не замечала своих детей, которые шумели вокруг — рассказывали ей о святом человеке, о словах, с такой уверенностью произнесенных на реке Иордан.

Я взял ее руку. Она повернула голову и взглянула на меня, поначалу встревоженная тем, что кто-то дотронулся до нее. Она села.

— Кто сказал, что я больна? Кто сказал, что я должна лежать в постели? — спросила она.

И тотчас же поднялась и стала хлопотать в маленьком доме, наливая для нас похлебку, хлопая в ладоши служанкам, чтобы несли свежую воду.

— Только посмотри, как ты исхудал, — обратилась она ко мне. — Мне показалось, что я узнала тебя, когда ты вошел, что я уже где-то встречала тебя, хотя я никогда не видела тебя таким. — Она подала мне миску похлебки. — Ешь понемногу, а не то заболеешь. Еда застрянет у тебя в горле. — Она взглянула на своего зятя. — Это ты сказал мне, что я больна?

Он воздел руки и в изумлении затряс головой.

— Симон, — сказал я, когда мы уселись. — У меня для тебя новое имя. С этого дня и впредь твое имя Петр.

Он был поражен. Так и сидел, словно онемев, смог лишь кивнуть головой.

Иоанн сел рядом со мной.

— Ты дашь нам новые имена, рабби? — спросил он.

Я улыбнулся.

— Ты слишком нетерпелив, и ты это знаешь. Наберись терпения. А пока я буду называть вас с братом Сынами Грома.

Я последовал совету пожилой женщины. И съел только немного похлебки. Но каким бы изголодавшимся ни было мое тело, кажется, оно и не желало больше.

Все мы, как всегда, сидели на полу, скрестив ноги. Я время от времени совершенно забывал о красивых одеждах, что были на мне и уже успели пропылиться. Я взглянул на Симона, который сказал, что должен вернуться к морю, чтобы ловить рыбу.

Я покачал головой.

— Нет, теперь ты будешь ловить человеков, — сказал я. — Идем со мной. Почему, как ты думаешь, я дал тебе новое имя? Ничто в твоей жизни не будет прежним. И не жди, что будет.

Он казался ошеломленным, но его брат горячо кивал ему. Я лег и задремал, пока они говорили о случившемся между собой. Иногда я смотрел на них так, как будто был для них невидим. Они и в самом деле не могли угадать, что я вижу. Это было все равно что раскрыть книгу и узнать ее содержание.

На улице за дверью собралась целая толпа.

Пришла моя сестра Маленькая Саломея, самая любимая и самая близкая из всех родственников. Мне всегда было больно оттого, что ей пришлось уехать в Капернаум.

Я все еще дремал, когда она разбудила меня поцелуем. Глаза у нее были глубокие, живые, они говорили о понимании, какое было у меня с нею и, наверное, ни с кем больше, кроме моей матери. Даже ее рука в моей руке, прикосновение ее плеча вызывали в памяти множество воспоминаний и невыразимую нежность.

Один долгий миг я просто крепко обнимал ее. Она отстранилась и посмотрела на меня совершенно иными глазами, какими не смотрела никогда раньше. Она, кажется, тоже погрузилась в воспоминания. Но затем я понял, что она старается запомнить меня таким, каким увидела теперь, все перемены в выражении моего лица.

Вбежал ее сын, растрепанный и любопытный, — просто копия моего дяди Клеопы, отца Маленькой Саломеи, хотя мальчику было всего шесть лет.

— Маленький Тобиах! — Я поцеловал его.

В последний раз я видел его в свое последнее паломничество в Иерусалим, но мельком, и казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

— Дядя, — сказал он мне. — Все кругом только и говорят, что о тебе!

В его глазах блестел живой огонек, как и в глазах его деда.

— Помолчи пока, — сказала ему моя обожаемая сестра. — Иешуа, только посмотри на себя! Ты исхудал до костей. Лицо твое сияет, но у тебя наверняка жар. Пойдем сейчас же к нам, позволь мне ухаживать за тобой, пока ты не сможешь идти дальше.

— Как? И не попасть на свадьбу Авигеи через три дня? — Я засмеялся. — Неужели ты думаешь, что я могу туда не пойти? Наверняка ты все знаешь об этом деле…

— Я знаю, что никогда еще не видела тебя таким, — сказала она. — Если это не горячка, тогда что, брат мой? Идем, поживи у нас.

— Я голоден, Саломея. Но послушай. Я пришел с поручением. И я взял с собой этих людей, которые пришли вместе со мной…