Их последняя встреча - [60]

Мальчик с палкой ожидал его у музея, и Томас был только рад вручить ему конверт с адресом. По лабиринту, где кулинарные запахи состязались с вонью нечистот, мальчик провел его к узкому зданию с простой дверью. Томас думал увидеть комнату, в лучшем случае квартиру, и потому удивился, когда мальчик отпер дверь и ввел его во внутренний двор того, что, по всей видимости, было домом. Томас был растерян и расспросил бы мальчика, если бы ключ не вошел так легко в замочную скважину.

Из тени возник лысый мужчина арабской наружности, в переднике — предположительно, слуга, — который, рявкнув, отослал посыльного и представился мистером Салимом. Не хочет ли Томас осмотреться здесь, пока мистер Салим принесет холодного чаю? Томас глянул на часы, хотя делал это всего десять минут назад, — у него были смутные опасения, что на этом экзотическом острове время может двигаться вперед по собственным правилам. Да, сказал Томас, он осмотрится и будет очень благодарен за стакан чая.

Слуга исчез в тени. Томас постоял некоторое время под открытым небом. Двор был узкий, и на каменный пол ложились прохладные тени. В центре был низкий колодец, окруженный желтыми цветами, в углу росло дерево папайи. На первом этаже, похоже, находилась кухня, но Томас не рискнул туда заглянуть, не желая мешать мистеру Салиму в его приготовлениях. Вместо этого он поднялся по лестничному пролету, где в нишах стояли скульптуры. Лестница вела на второй этаж, задуманный как гостиная, с низкой резной мебелью и подушками из отбеленного хлопка. Стены и ниши были украшены медными и серебряными блюдами с гравировкой и большими керамическими кувшинами. Лестница шла дальше вверх, и на третьем этаже, под открытым небом, Томас увидел спальни с кроватями под пологом и сеткой против комаров. Возле одной кровати стояло жасминовое дерево на коралловом уступе — франжипани. Аромат цветов наполнял комнаты, уничтожая запахи улицы. Он посмотрел на спальню без крыши и с удивлением подумал, что в Ламу, должно быть, никогда не бывает дождей. Продолжив свои изыскания, он обнаружил в спальне таз с пресной водой и вымыл руки и лицо. Над комодом с мраморной доской возвышалось дерево гибискуса с яркими цветами на фоне насыщенной синевы неба. Выходя из комнаты, он увидел, что кто-то (мистер Салим?) положил на подушки цветы жасмина.

Слуга приготовил яйца, йогурт и холодный чай, которые Томас с благодарностью принял за столом во дворе. Он хотел, чтобы араб задержался, потому что у него были вопросы: кто владелец дома? часто ли люди вроде него останавливаются здесь? — но мистер Салим уже скрылся в кухне. Томас съел яйца и йогурт и чувствовал себя так, словно какой-то добрый или, по крайней мере, сочувствующий ему дух устроил все так удивительно. Трудно было не принять это за признак того, что в каком-то другом, возможно параллельном, мире то, что он собирается сделать, считается нормальным и даже поощряется. Но уже в следующее мгновение, подумав о том, как дома Регина выхаживает Рича, Томас прикрыл рукой глаза. Он знал, что это чистой воды самообман — воображать, будто его путешествие может поощряться в какой бы то ни было вселенной.

Он увидел, что к нему идет она, и затоптал сигарету. На ней было белое льняное платье, доходящее до середины икр, а плечи прикрыты платком. Она была одета скромно, как это советовали женщинам на Ламу, и все же Томас видел, что, пока она приближалась, все мужчины таращились на белокурую женщину. Ее волосы были собраны на затылке в узел, и тем не менее в этом городе темной кожи их золотой цвет заставлял людей оборачиваться. Еще один кусочек золота, крест на шее, выглядел вопиюще неуместным в мусульманском городе, но Томас был рад, что она не додумалась его спрятать. Рядом с ней, неся чемодан, шел мужчина-суахили, который казался особенно низким рядом с высокой, гибкой женщиной, идущей по направлению к стоявшему перед отелем Томасу. Мгновение ни он, ни она не говорили и не шевелились — каждый очень хорошо осознавал присутствие носильщика, людей на улице, которые все еще смотрели на нее.

— Линда, — произнес Томас.

Они обнялись. Целомудренно, как это могла бы сделать супружеская пара на людях. Кожа ее рук была прохладной. Не говоря ни слова, он повернулся и дал чаевые носильщику, который ждал с чемоданом. Томас взял ее сумку и сказал:

— У меня есть дом.

Она лишь кивнула, и он воспринял это как позволение отвести ее туда. Томас запомнил дорогу. Они шли молча: никто не желал нарушать то очарование, которое окутало их, — очарование предвкушения. Он смотрел, как из-под кромки платья показываются ее ноги в сандалиях, чувствовал, как время от времени ее локоть касается его руки. Над ними снова затянули свое пение муэдзины, и мир словно наполнился святостью и чувственностью — качествами, с которыми для него всегда ассоциировалась идущая рядом женщина. Они не смущались друг друга в точном смысле слова, хотя Томас был уверен, что они понимают сложность ситуации, что, сохраняя внешнее спокойствие пары, медленно продвигающейся в жаре, каждый из них прекрасно отдает себе отчет в том, на какую сделку он пошел, какие контракты (возможно, пожизненные) заключил.