Их было трое - [64]

Офицеры и Кубатиев разместились в колясках, тронулись.

— Дорогой Уилки! Мы немедленно летим в Тегеран, — торжественно объявил он.

— Да… Но как же с офицером? Он из штаба Верховного Главкома русских…

— Он останется здесь — таково приказание генерала Хвостикова. Кроме того, у него тиф… Вы рискуете заразиться…

— Да, пожалуй, сэр.

— Куда положить чемоданы?

— В кабину, сэр.

— Эй! — крикнул Стрэнкл казаку, сидящему на козлах дрожек. — Неси вещи, голубчик. Бери сначала вон тот железный ящик с провизией…

— И к летчику, по-английски:

— Быстрей летим, дружище! За этот рейс гарантирую пятьсот фунтов.

— Вы весьма любезны, сэр. Я рад видеть вас на борту своей машины.

Уилки Рауш сам крутнул несколько раз упрямый пропеллер, влез в кабину, дал газу.

— Летим! — махнул он рукой сидящему сзади Стрэнклу.

— Олл райт! — рявкнул Стрэнкл, хотя уже ничего не было слышно в шуме мотора.

Самолет сделал полукруг над Баталпашинской и взял курс строго на юг — к Тегерану.

* * *

Профессор Джон Уэйн, глава научной экспедиции в Тегеране, коллекционировал священные арабские книги, оружие властителей древнего Востока и некоторые образцы прикладного искусства из слоновой кости, серебра и золота. Кукурузные початки не входили в число коллекционируемых предметов. Поэтому Джон Уэйн счел вполне разумным поместить Стрэнкла в дом умалишенных.

Отвез его в это заведение не сам шеф, а ассистент, или консультант, как его еще называли, — частное лицо, не имеющее прямого отношения к экспедиции, тот самый, о котором упоминалось в начале повести. Только высокий тюрбан, родимое пятно на щеке и небольшой горб отличали этого человека от шефа.

Вернувшаяся недавно из России путешественница мисс Мэтток как-то запуталась в темных коридорах особняка и очутилась в той половине, где консультант принимал заговорщиков из партии «Зольфгар».

Тут она лицом к лицу столкнулась с «консультантом» в тюрбане и сразу распознала в нем шефа: «Вы совсем неузнаваемы в этом наряде, мистер Уэйн!» Человек в тюрбане как будто не расслышал слов Мэтток, мрачно прошел мимо.

Первые дни Стрэнкл буянил, кричал, жаловался, что проклятый персианин обманным путем завез его в дом умалишенных. Но врачи были неумолимы, потому что сотни людей видели, как Стрэнкл бежал по улице и кричал: «Кукуруза! Кукуруза! Кукуруза!» — и пытался свернуть голову бронзовому всаднику на площади Сепех, но только разбил в кровь свои боксерские кулаки.

Профессор Джон Уэйн стал мрачнее тучи. Золото, отданное заговорщикам, не принесло желаемых результатов. Удалось лишь обезглавить восстание в Тавризе. Но лавры убийства Мохаммеда Хиабани присвоили себе шахские лазутчики.

Престиж Уэйна мог восстановить посланный в Россию майор Стрэнкл, но он привез лишь ящик с кукурузой да фотографии сомнительного происхождения. Впрочем, они могут сойти за подлинные документы…

Военный министр был взбешен, узнав о пропаже дипломатической посылки миссии 1918 года. Теперь большевики могут посвятить весь мир в тайную переписку военного министра с мистером Локкартом — первым поджигателем гражданской войны в России и организатором покушения на Ленина. А схемы месторождения редчайших металлов в горах Кавказа? А засекреченные месторождения нефти? Все попало в руки большевиков.

«Как я не раскусил этого увальня? — сокрушался Джон Уэйн. — Но и Россия теперь не та. В русских вселился злой дух — дух коммунизма. Сорвать наши планы может любая женщина, любой мальчишка…»

Иногда Билла Стрэнкла выпускали в город в сопровождении двух дюжих санитаров. Он приходил в небольшой русский кабачок под названием «Догорай моя лучина», куда частенько наведывались русские белоэмигранты. Хозяин кабачка, бывший владикавказский коммерсант Ираклий Спиридонович Керакозов, бесплатно наливал Стрэнклу стаканчик виски (только один — больше санитары не разрешали). Сестра хозяина, Вероника Спиридоновна пела надтреснутым голосом старинные цыганские романсы, а в поздний час исполняла танец с факелами.

Хозяин кабачка не раз вспоминал добрым словом контрабандистов, которые помогли ему перебраться через русскую границу.

— В России нашему брату теперь делать нечего, — говорил он. — Здесь же я при деле: скрашиваю жизнь бывшим русским господам, отпускаю товар в долг, под небольшие проценты. Одно плохо: заплошали офицеры. На прошлой неделе флигель-адъютант граф Чернопятов выпил пять рюмок под честное слово русского дворянина и прячется теперь в Старом городе. Хорош гусь, а еще из свиты его величества…

В тот памятный вечер, когда трое разведчиков покинули хутор Хмельной, унося в нищенских сумках содержимое дипломатической посылки, началось всеобщее отступление повстанческих войск в Грузию. Чтобы скрыть это, генерал Хвостиков приказал выставить на левом берегу Кубани мелкие группы прикрытия — создать видимость обороны. На одну из таких групп случайно наткнулись юные герои.

Раненые Костя и Ахметка попали в полевой лазарет Южно-Осетинской Красной бригады, в Пятигорск. Ахметка быстро поправлялся — пулевая рана на руке затягивалась. А у Кости был прострелен голеностопный сустав. Врач сказал: «Лежать придется с полгодика»…

— Как же это вас угораздило?.. — спрашивала сестра милосердия Даухан Каирова, миловидная осетинская девушка из Алагира.