Их было трое - [46]

Шрифт
Интервал

В облчека стали заходить простые люди — рабочие, служащие, красноармейцы. Они сообщали о подозрительных элементах, о тех, кто произносил враждебные тосты в кабаках и ресторанах. Иногда жители города приносили найденные на улице листовки с текстом земельного «декрета» барона Врангеля. Изучая все это, Северин и его помощники Тембол Саламов и Аршавель Гогоберидзе нередко нападали на верный след.

Как-то патрули принесли сверток с листовками, в котором оказалась фотография машинистки ЧК, Зои Федоровны, сделанная лет шесть-семь назад. Патрульные доложили, что сверток кто-то бросил им прямо под ноги возле городского парка…

Иногда случалось, что «на ловца зверь бежал». Так однажды вечером Северин один, без бойцов-чекистов, прогуливался по городу; забрел на маленькую улочку, тянущуюся мимо фруктового сада. Вдруг до его слуха донесся тихий взволнованный женский голос. Его перебивал мужской «деревянный» баритон. Григорий Иванович замедлил шаг. Говоривших не было видно, но казалось, что они стоят по ту сторону стены или в какой-то нише. Ночь была звездная, но темная.

— Я и так стараюсь каждый день заходить к ней, но она очень замкнута и молчалива, — говорила женщина. — Вчера она просила меня сшить ей кофточку. Говорит, начальник приехал из Москвы — особый уполномоченный.

— Кто он? На какой квартире остановился? — спросил мужской голос.

— Я не спрашивала, — тихо ответила женщина.

— Мы должны знать все. От этого зависит судьба вашего отца, его жизнь. И не только — мы спасем Россию, помните…

— Я не могу… Мне противно… Не могу…

Где-то скрипнула дверь, голоса замолкли.

Григорий Иванович спрятался за угол и стал ждать.

— Ну, идите, — продолжал мужчина. — В следующий раз узнайте побольше о ее начальстве. И главное, о чем она там печатает на машинке, какие новости есть в чека… Все. Прощайте.

«Кто эта женщина? Вероятно, домохозяйка, у которой квартирует наша машинистка Зоя Федоровна… Сверток… Фотография…» — подумал Северин.

Из-за угла показался высокий мужчина и, озираясь, пошел по направлению к центру города. Григорий Иванович шел за ним на расстоянии шагов двадцати.

Неизвестный «спаситель» России вышел на людную улицу. Прежде чем он скрылся в толпе, Северин успел заметить на его лице черную креповую повязку, прикрывающую левый глаз.

Через два дня в ЧК пришел вольнонаемный служащий миссии международной организации Красного Креста и Полумесяца.

— Богдан Богданович Злыдень, — представился он Северину.

— Слушаю вас.

И старый чиновник рассказал о появлении подозрительного жильца во флигеле керакозовской усадьбы. Этот странный жилец выходит из дому тайком и только ночью, возвращается под утро. Особые приметы? Пожалуйста: черная повязка на левом глазу…

Северин пожал посетителю руку, попросил его о своем визите в облчека никому не говорить.

— Слово бывшего дворянина! — горячо сказал Богдан Богданович, кланяясь по-военному, одной головой.

В тот же вечер Григорий Иванович пригласил к себе помощников — Тембола и Аршавеля. Оба они высказали мысль, что за одноглазым нужно установить длительное наблюдение и не брать его, пока не раскроются все его явки.

— У нас нет времени для длительных наблюдений…

И особый уполномоченный решил арестовать одноглазого, но таким образом, чтобы не знала ни одна живая душа.

— Тогда мы никого не «спугнем», — заключил Северин. — Он будто бы заболел. С помощью этого человека попытаемся установить связи, будем посылать своих людей с его рекомендательными письмами и заданиями к исполнителям. Ясно, что это — не рядовой «возрожденец», а один из главарей…

— Разве есть такие данные? — спросил Тембол.

— Есть. Простой смертный заговорщик не стал бы интересоваться мной и тем, что печатается на машинке в облчека.

— Я ничего не понимаю, Григорий Иванович, — возразил Саламов.

— Потом поймете. Меньше надо сидеть в кабинетах.

— Вы нам с Темболом и так не даете сидеть — ни днем, ни ночью… — усмехнулся Гогоберидзе.

— Вот и отлично. Итак, сегодня идем в гости к незнакомцу с черной повязкой.


…Выслушав до конца рассказ Знаура обо всех его приключениях, Григорий Иванович минуты две-три о чем-то напряженно думал.

— Так, джигит, — сказал он наконец, — значит, ты нас дважды выручил. Первый раз, когда стащил у графа Шувалова оружие и лишил его возможности обороняться, а второй раз сегодня ночью, когда Клява прицелился в меня из нагана. Чекистское спасибо тебе.

Северин постукал ладонью по настольному звонку. Вошел красноармеец.

— Пригласите Саламова и Гогоберидзе.

Явились помощники. Северин сказал коротко:

— Товарищ Тембол, найдите начканца военкомата Половинку и немедленно арестуйте его. Установите наблюдение за квартирой доктора Мачабели. Смотрите, чтобы не «уплыл»…

— Есть.

— А вы, Аршавель Ноевич, послушайте наш разговор с юным героем и сами сделайте выводы.

— Есть.

Северин закурил самокрутку от плоской медной зажигалки.

— За то, что вместе с дедом Габо Фидаровым до сих пор не рассказали о чемодане иностранца и хотели что-то сделать сами, за всю эту «дипломатию» — порицание. Мистер Стрэнкл ускользнул от нас — уехал «собирать травы». Куда? Неизвестно. Пока неизвестно…

— Я сам пошел к комиссару… — начал было оправдываться Знаур.


Рекомендуем почитать
Об искусстве. Том 2 (Русское советское искусство)

Второй том настоящего издания посвящен дореволюционному русскому и советскому, главным образом изобразительному, искусству. Статьи содержат характеристику художественных течений и объединений, творчества многих художников первой трети XX века, описание и критическую оценку их произведений. В книге освещаются также принципы политики Советской власти в области социалистической культуры, одним из активных создателей которой был А. В. Луначарский.


Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.