Их было трое - [43]
«Для кода. Сэру Н.»
В дополнение к ранее изложенному:
1. В призывной комиссии Владикавказа состоит на службе подданный Турции доктор Лади Георгиевич Мачабели (Расписка № 19 от 20 сентября 1918 года — 350 фунтов стерлингов). На днях начнет производить мобилизованным прививки вакцины «Ц». Смерть наступает на 6—7 день после инъекции, как при тяжелой форме тифа.
2. Для сбора исторических документов королевскому музею о жестокости большевиков намечаю выезд к Кубанскому фронту. Боюсь, что м-р Поркер будет чинить препятствия, т. к. всегда твердит, что он вне политики и прибыл в Россию с чисто гуманными целями. Сожалею, что без вашего благословения не могу избавиться от столь инертного официального шефа».
Мисс Мэтток стояла неподвижно, в каком-то ужасном оцепенении.
«Так, — сказала она беззвучно, одними губами, — значит, письмо некоему «Н» приготовлено для кодирования. Значит, Билл — соучастник чудовищного убийства! Боже, боже…»
Мэтт почти выбежала из буфетной, нервно постучала в комнату Стрэнкла. Молчание. Она постояла несколько минут, как будто ожидая, что дверь еще может открыться. Потом пошла по коридору. В малой гостиной услышала тихие голоса.
— Кто еще там? — услышав стук в дверь, спросила недовольным голосом Вероника Спиридоновна. — Входите, что ли!
Мэтт рывком открыла дверь. На оттоманке сидел несколько смущенный мистер Стрэнкл. Хозяйка встала, деланно улыбаясь.
— О, мисс Мэтток! Как я рада. Чем мы обязаны столь любезному посещению?.. — начала было она.
— Вы обронили вот это, — сказала Мэтт, не обращая внимания на хозяйку и подходя к Стрэнклу. — Возьмите.
— Гм… э… простите… вы… читали?.. — пролепетал он по-английски.
— Да, к сожалению.
— Это — секрет. Надеюсь, мисс Мэтток…
— Мне ваши секреты не нужны. Для меня достаточно было узнать…
— Что именно? — спросил Стрэнкл, заметно багровея.
— Что вы — негодяй!
С этими словами девушка покинула гостиную, даже не взглянув на хозяйку.
Вероника Спиридоновна, не знавшая английского языка, истолковала сцену по-своему.
— Я вам сочувствую, мистер Стрэнкл, — сказала она, глубоко вздохнув. — Обещаю завтра же объяснить мисс Мэтток, что ревность ее напрасна, что наша встреча была мимолетной. Я помолвлена с графом Всеволодом Сергеевичем Шуваловым, и свадьба состоится сразу же после нашей победы над красными узурпаторами.
— Весьма признателен, мисс Вероника, — встав, поклонился Стрэнкл. — Надеюсь быть приглашенным на вашу свадьбу.
— О, да, разумеется. Как и всегда, вы будете желанным гостем в нашем доме.
Свадьба Вероники Спиридоновны и графа Всеволода Сергеевича Шувалова не состоялась. В темную дождливую ночь на второе августа граф был арестован. В старую библиотеку вошли двое. Один из них, коренастый человек в кожанке, с маузером в правой руке и электрическим фонариком в левой, тихо сказал:
— Не шумите, господин офицер. Быстро одевайтесь.
Другой, в шинели и высоком красноармейском шлеме, приставил свой карабин к волосатой груди графа. Тот машинально сунул руку под какую-то объемистую книгу, но там не оказалось браунинга, присланного хозяйкой. Пришлось одеваться.
— Куда?
— В сад, к стене, — ответил человек в кожанке.
— К… стенке… на р-расстрел?..
— Не спешите, успеется. Пока просто к стене, там — лестница.
И все трое вышли в сад.
Так исчез один из обитателей особняка на улице Лорис-Меликовской.
За день до этого события пропал Знаур. Когда доложили главе миссии Поркеру, он бесстрастно ответил: «Вычеркните мальчугана из списка прислуги, снимите с довольствия».
Но мистер Стрэнкл был встревожен. «Пропал мой маленький проводник, — размышлял он, нервно шагая по длинному коридору. Куда он делся? Спросить некого. Старик Габо тяжело болен. Что-то неладное…» Думал о возможных вариантах немедленного выезда из Владикавказа. Обозначался смелый план. Впрочем, план зародился раньше, и некоторые меры к его осуществлению уже приняты. Если план удастся, Билл Стрэнкл по прибытии в Тегеран немедленно явится к шефу и доложит: «Иного выхода не было, сэр. Пришлось идти на риск. Я не мог возвращаться старым путем — через Грузию. Во Владикавказе не дали бы пропуска. А надо мной висела угроза полного провала. Чемодан с секретными документами мог попасть в руки большевиков. Оставался один выход — ехать тайно через линию фронта на Кубань».
После ужина Стрэнкл зашел в кабинет главы благотворительной миссии сэру Поркеру.
— Чуть свет я выезжаю в новую горную экспедицию. Один, без проводников. Прошу вас, сэр, никому ни слова…
— Меня это не касается, — отмахнулся Поркер, насупив седые брови. — Лишь бы ваши, гм, сомнительные поиски «корня» не были грубым нарушением устава общества Красного Креста и Полумесяца.
«Старый шотландский осел», — подумал Стрэнкл и ответил:
— Будьте покойны, сэр.
Отдав прислуге необходимые распоряжения о доставке в Тегеран личных вещей в случае, если миссия будет возвращаться без него, Стрэнкл один на рессорной тележке выехал из ворот особняка.
На углу встретился ночной патруль. «Кто?» «Пропуск?» «Куда?» — на эти вопросы мистер Стрэнкл ответил лаконично: «Обычная прогулка. Бессонница…» Патрульные тщательно обыскали двуколку, даже заглянули под низ — не привязано ли там что-нибудь. Но майор Стрэнкл не такой простак, чтобы выезжать из ворот с ценным грузом. Он предусмотрительно отправил железный чемодан и кое-что из вещей с курдом Мехти, когда тот ехал на большой базар за сеном. Мехти доставил все это в дом Амурхана.
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.