Игры скорпионов - [7]

— Ты выглядишь как разбойница: голая, но в сапогах, — засмеялась дочка учителя, кивнув на короткие сафьяновые сапожки княжны.

— Не только выгляжу, я — и в самом деле разбойница, — объявила Долли и вытащила из-за голенища правого сапога короткий охотничий нож. — Ты знаешь мою любовь к оружию, но не могу же я пристегнуть к амазонке шпагу, еще сумасшедшей сочтут.

Пока Даша раздевалась, княжна завязала волосы узлом и вошла в прохладную воду, ещё шаг — и ноги почувствовали на песчаное дно. Глубина здесь была по шею, и Долли, пройдя меж сваями купальни, выплыла на простор реки.

— Ты с ума сошла, нас же увидят! — крикнула ей вслед Даша.

— Не увидят, я быстро…

Долли опустила лицо в воду и, резко выбрасывая руки, стремительно поплыла к середине реки, а потом повернула по течению. Даша смотрела на старшую подругу сквозь сваи купальни, сама она не решилась высунуть нос из своего убежища. Наконец княжна вернулась обратно.

— Как же ты хорошо плаваешь, — восхитилась Даша, — как мужчина!

— Мне и нужно было родиться мужчиной — характер мой ты знаешь.

— Ничего себе мужчина! — расхохоталась Даша, бросив выразительный взгляд на отнюдь не маленькую грудь княжны. — Да и лицо у тебя — как у ангела.

— Ну уж скажешь…

Долли стала одеваться, а её подруга, желая быть справедливой, вновь окинула княжну взглядом. Долли была высокой и тоненькой, но отнюдь не худой. Длинные стройные ноги легко и стремительно несли изящное тело, а лицо… оно просто притягивало взгляд: яркие зелёные глаза, летящие, как крылья ласточки, тонкие брови. Рот, наверное, слишком крупный, но всё равно, ни одна красавица с крошечным ртом-бантиком Долли и в подмётки не годилась. В одном княжна была права — на ангела она походила мало, но Даша не хотела больше спорить, тем более что Долли заговорила о деле:

— Я приехала сказать, что тётя Опекушина согласилась учить тебя играть на фортепьяно. Можешь приходить каждое утро к одиннадцати. Она будет заниматься с тобой по часу. Когда ты закончишь урок, я как раз приеду с прогулки.

— Правда?! Вот спасибо! — обрадовалась Даша.

— Хорошо, что ты станешь бывать у нас каждый день, Лиза тоже обрадуется. — Вспомнив сестру, Долли нахмурилась. — Ты мне должна кое в чём помочь. Это началось ещё Отрадном: Лиза сделалась какой-то гадалкой. Прикоснётся к человеку рукой, а потом говорит мне, что у него за характер, какие тайные мысли и грехи. Я не знаю, как к этому относиться. Не хочу верить — вернее сказать, не могу, — а сестра обижается. Мы с ней договорились тёте об этих видениях пока не рассказывать, но я хочу, чтобы за Лизой понаблюдала ты. Посмотри и скажи, что думаешь.

— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь, — пообещала Даша, — но я тебе сразу скажу, что Лиза ни разу в жизни не соврала и раз она что-то говорит, значит, сама в это верит.

Долли лишь пожала плечами. Они подошли к воротам, там счастливый Петька расчёсывал гриву коня.

— Я Лиса напоил и в реке искупал, — с гордостью сообщил мальчишка.

— Молодчина! — похвалила Долли.

Даша открыла ворота, княжна взобралась в седло. Темно-рыжий красавец конь с места перешёл в галоп, пересёк площадь и пронёсся по сельским улицам. Еще четверть часа, и он, миновав парк, взлетел на холм — к мраморной колоннаде ратмановского дворца. Ну вот и дом…

Глава четвертая. Островские

Островский спрыгнул с коня у крыльца старого деревянного дома, громко именуемого в Афанасьеве «барским». Два месяца назад Лаврентий получил это именьице в наследство от очень дальнего родственника и с тех пор не уставал благодарить судьбу: у него вновь появилась крыша над головой. Впрочем, только это и было хорошей новостью, всё остальное оставляло желать лучшего: к Афансьеву было приписано всего тридцать душ крепостных, хозяйство оказалось запущено, дом разворован, а мошенник-управляющий, споивший несчастного троюродного дядю, исчез вместе с остатками денег. Единственное, что обнадеживало, так это благословенный климат здешней губернии и чёрная плодородная земля. Поместье при умелом управлении вполне могло бы стать доходным. Требовались лишь деньги на восстановление, но их-то как раз и не было.

Лаврентий в очередной раз помянул недобрым словом своего папашу, просадившего за карточным столом целое состояние. Наверное, проще всего было продать Афанасьево, а деньги прожить… Но что потом?

«Ну почему это случилось со мной? — пожалел себя Островский. — Другие живут спокойно, а мне вечно не везёт».

Лаврентий происходил из старинного, но не слишком богатого дворянского рода. Поместье его отца хоть и считалось большим, но дохода давало немного, впрочем, это не помешало Валерьяну Островскому взять в жены самую богатую невесту в округе. О красавице Марианне ходили не слишком лестные слухи: о ней шептались, что барышня не брезгует по ночам вызывать к себе в спальню богатыря-конюха. Но Валериана это не остановило, ведь за Марианной давали хорошие деньги. Отец невесты был рад сбыть с рук засидевшуюся дочку и настоял на скорейшей свадьбе.

На удивление всем, молодые поладили, и, хотя Марианна, родив наследника, отказалась иметь других детей, страсть её к мужу сделалась лишь сильнее. Когда единственному сыну счастливой четы исполнилось пять, отец Марианны скоропостижно скончался, оставив после себя большое наследство и незамужнюю пятнадцатилетнюю дочь Иларию, которую старшей сестре пришлось взять на воспитание. Сёстры оказались очень похожи: высокие, пышнотелые, с густыми ярко-рыжими волосами и белой, почти прозрачной кожей в мелких золотистых веснушках. Хороши они были неимоверно. Когда сёстры стояли рядом, просто не верилось, что между ними почти десять лет разницы в возрасте.