Не находя себе покоя, Макензи посмотрел налево. Там раскинулся бескрайний зеленовато-серый океан, рябивший тысячью блесток вдалеке и накатывающийся белыми барашками на берег. От него пахло солью и водорослями. Над песчаными дюнами с тревожным криком носилось несколько чаек. Нигде на всей его водной шири не было ни пятнышка далекого паруса, ни облачка дыма — лишь безмерная пустота. Караваны судов из Пьюд-жет Саунд в Сан-Франциско и юркие, стремительные корабли боссменов с побережья находились в милях за линией горизонта.
И так оно и должно было быть. Дай Бог, чтобы и у них в океане все складывалось о’кей. Тут уж ничего не оставалось другого, как попытаться и надеяться на лучшее. Да и… ведь это было именно его предложением. Он сам, Джеймс Макензи, выдвинул эту идею на совещании, устроенном генералом Круйкшэнком в промежутке между битвами при Марипозе и Сан-Хосе. Тот самый Джеймс Макензи, который первым предложил подразделениям Сьерры спуститься с гор. Тот самый, который разоблачил гигантский обман, ордена эсперов и сумел продемонстрировать своим людям тот факт, что это невероятное надувательство покоилось на тайне, которую немногие осмелились бы даже предположить в былые дни. Он, несомненно, войдет в летописи, этот удивительный полковник, и через тысячи лет его имя будет упоминаться в балладах и преданиях…
Вот только сам он ничего подобного не испытывал. Джеймс Макензи знал, что он даже при лучших обстоятельствах не блистал особым умом, что уж говорить о теперешнем его состоянии, когда он был измотан усталостью и доведен до отчаяния тревожными мыслями о судьбе собственной дочери! Ему не давали покоя также и опасения получить самому тяжелые ранения, которые могли бы навсегда оставить его беспомощным. И потому ему частенько приходилось прибегать к алкоголю, чтобы наконец погрузиться в сон. Сейчас он был гладко выбрит, так как офицер должен своей внешностью быть примером для своих людей, однако он прекрасно понимал, что не будь у него денщика, чтобы позаботиться о его бритье, он был бы таким же жутким зрелищем, что и его солдаты, давно не утруждающие себя заботами о внешнем виде. Его мундир был помят и заношен, он чувствовал, как чешется все тело и распространяет вокруг неприятный запах, он многое бы отдал за одну-единственную сигарету… Но с этим возникли проблемы, и оставалось только утешаться тем, что они, по крайней мере, не испытывают недостатка в пище. Максимум того, на что его с грехом пополам хватало теперь — так это командовать операциями по подавлению мелких очагов сопротивления, все еще встречавшихся тут и там время от времени, или просто двигаться вперед, как сейчас, мечтая лишь о том, чтобы все это поскорее закончилось. Однажды его организм неминуемо предаст его… Он чувствовал, как изнашивается его внутренний механизм, скручиваемый приступами артрита и астмы, он ловил себя на том, что подчас засыпает не вовремя и в голове временами путаются мысли. Он понимал, что конец, ожидающий его, будет таким же жалким и одиноким, как и у любого измученного неудачника. Герой! О Господи — вот смеху-то!..
Он заставил себя вернуться мыслями к сиюминутной ситуации. Следом за ним по берегу двигалась тысяча отборных бойцов, представлявших ядро его полка. За ними тянулись орудия, запряженные мулами фургоны с боеприпасами, несколько грузовиков и единственный драгоценный броневик, который берегли как зеницу ока. Люди представлялись серовато-коричневой однородной массой, пупырящейся пузырьками шлемов. Они не сохраняли никакого строя, вышагивая не в ногу, с ружьями, болтавшимися на ходу. Песок приглушал звуки их шагов, поэтому единственным шумом был шум прибоя и шелест ветра. Но, как только ветер немного стихал, до Макензи долетали обрывки глухого бормотания шедшего отдельно подразделения колдунов. В нем была дюжина немолодых мужчин с жесткими лицами, по большей части индейского происхождения, которые несли магические жезлы силы и напевали тягучую Песнь заклинания против ведьм. Сам он не слишком был склонен полагаться на колдовство, но каждый раз, когда ветер доносил до него эти заунывные звуки, он чувствовал, как по спине у него начинают бежать мурашки.
«Все идет превосходно, — внушал он самому себе, — У нас все складывается лучше, чем можно было надеяться…»
Но затем приходила мысль: «Фил был прав! Это явно гнилое дело… Враг должен был с боем пробиваться на юг, а не отступать, позволяя загнать себя в угол…»
К полковнику приблизился капитан Халс. Из-под копыт его коня брызнул песок, когда тот резко осадил его.
— Донесение от передовых дозоров, сэр.
— Ну? — Макензи спохватился, поняв, что чуть ли не выкрикнул эти слова. — Давайте продолжайте.
— Наблюдается заметная активность примерно милях в пяти к северо-востоку. Похоже, какие-то войска направляются в нашу сторону.
Макензи напрягся.
— У вас есть что-нибудь более определенное?
— Пока нет, учитывая насколько диким является здешний рельеф местности…
— Ну так организуйте воздушное наблюдение, черт побери!
— Слушаюсь, сэр. Я также вышлю вперед еще разведчиков.
— Подмени меня здесь, Фил. — Макензи направился к машине связи. Конечно, в седельной сумке у него имелся миникоммуникатор, но Сан-Франциско не переставало забивать эфир помехами на всех частотах, так что для того, чтобы послать сигнал хотя бы на несколько миль, требовалась мощная передающая станция. Патрулям же для связи вообще приходилось использовать гонцов.
