Игры Сатурна. Наперекор властителям - [131]

— Гм, сэр? — Он попытался подняться из-за неудобного стола.

— Вольно, — сказал Дэниэлис, — Просто решил зайти послушать…

— Ну, постараюсь устроить вам хорошее шоу. — Лэмберт вновь уселся и посмотрел на пленного, который стоял между двумя конвоирами, набычившись и широко расставив ноги, — Так, а теперь, сержант, мы хотели бы узнать несколько интересных вещей.

— Ничего я не обязан говорить, кроме своего имени, звания и названия родного города! — прорычал сержант, — Я их вам уже назвал.

— Гм-м. Тут можно поспорить… Ты ведь не солдат иностранной державы. Ты — участник мятежа против правительства собственной страны.

— Черта с два! Я человек Эчеварри.

— Ну и что?

— А то, что мой арбитр — тот, кого назовет Эчеварри. Он сказал — Бродский. А, значит, мятежники — вы.

— Законы поменялись.

— У твоего вонючего Фэллона нет никакого права менять законы. Тем более раздел Конституции. Я не какой-то там темный горец, капитан. Я отходил свое в школу. Да и хозяин наш каждый год читает народу выдержки из Конституции.

— Времена меняются. Многое изменилось с момента, когда она была написана, — сказал Лэмберт, — Но я не буду разводить с тобой юридических споров. Итак, сколько стрелков и лучников в твоей роте?

Тишина.

— Ты можешь здорово облегчить себе жизнь, — продолжал Лэмберт, — Мы же не требуем, чтобы ты кого-то предавал! Мы лишь хотим, чтобы ты подтвердил кое-какие сведения, которые у нас уже есть и так.

Парень сердито помотал головой.

Лэмберт сделал знак одному из конвоиров. Тот шагнул пленнику за спину и начал заворачивать ему руку.

— Эчеварри бы так со мной не поступил, — пробормотал парень побелевшими губами.

— Еще бы, — отозвался Лэмберт. — Ты же его человек.

— А ты думал, что мне хотелось бы быть просто каким-то номером в дурацком списке в Сан-Франциско? Да, черт побери, я — человек моего боссмена!

Лэмберт снова сделал условный жест, и конвоир еще сильнее заломил пленнику руку.

— Отставить! — взорвался Дэниэлис, — Прекратите это немедленно!

Рядовой отпустил руку пленника с удивленным видом. Пленный втянул воздух с приглушенным всхлипом.

— Я вам поражаюсь, капитан Лэмберт! — произнес Дэниэлис. Он почувствовал, что краснеет. — Если это — обычная для вас практика, то обещаю вам трибунал.

— Да что вы, конечно же, нет, сэр! — тонким голосом начал Лэмберт, — Клянусь! Просто… они не желают разговаривать. Почти каждый. Что же мне делать?

— Придерживаться правил и военных законов!

— С мятежниками?!

— Уведите этого человека! — коротко приказал Дэниэлис, и конвоиры поспешили выполнить его приказ.

— Мне очень жаль, сэр, — промямлил Лэмберт, — Наверное… Ну, должно быть, я просто потерял слишком много товарищей. Я ужас до чего не хочу потерять еще больше, просто из-за отсутствия информации!

— Я тоже, — В Дэниэлисе поднялась волна сочувствия. Он присел на краешек столика и начал скручивать сигарету, — Но, видите ли, это не обычная война. И поэтому, как ни парадоксально, нам следует придерживаться конвенций еще более тщательно, чем когда-либо раньше.

— Я не совсем понимаю, сэр.

Дэниэлис закончил скручивать сигарету и отдал ее Лэмберту — символический жест, вроде оливковой ветви… Он начал тут же скручивать для себя другую.

— Мятежники вовсе не считают себя мятежниками, и если посмотреть на это с их точки зрения, то они совершенно правы, — сказал он, — Они верны традиции, которую мы пытаемся обуздать, а в конечном итоге искоренить вовсе. Давайте смотреть в глаза правде: типичный боссмен — неплохой руководитель. Может, он и потомок какого-то разбойника, захватившего власть при помощи грубой силы во времена хаоса, но к сегодняшнему дню этот род уже успел связать себя множеством уз с краем, которым владеет. Он знает этот край и этот народ. Он является живым олицетворением этого сообщества и всех его достижений, его обычаев и жизненных устоев. Если у кого-то неприятности, ему не надо обращаться к безликому бюрократу. Ему нужно идти прямиком к своему боссмену. Его обязанности точно так же четко определены, как и твои собственные, и они куда обременительней твоих, чтобы скомпенсировать разницу в привилегиях. Он — боссмен — ведет тебя в битву и возглавляет любую церемонию, придающую смысл и значение твоей жизни. Ваши родители работали и развлекались вместе, так же как и их предки на протяжении двухтрех сотен лет. Земля живет памятью о них. Ты и боссмен — свои люди…

Конечно, это должно быть искоренено, чтобы мы могли продвинуться на следующую, более высокую ступень. Но мы не добьемся этого, отчуждаясь от всех и каждого. Мы — не армия завоевателей, мы — скорее нечто вроде Службы правопорядка, утихомиривающей народные волнения в каком-нибудь городе. Оппозиция — неотъемлемая часть и порождение нашего собственного общества.

Лэмберт зажег для него спичку и дал ему прикурить. Он глубоко затянулся и закончил:

— Возвращаясь к действительности, я также хотел бы напомнить вам, капитан, что федеральные войска, как фэллониты, так и бродскисты, не так уж велики. Мы — лишь немногочисленный срез населения. Кучка отпрысков военных династий, незадачливые крестьяне, беднота из городков, авантюристы и парни, которые привыкли видеть в своем полку тот символ духовного родства, который они не нашли на гражданке.