Игры с судьбой. Книга вторая - [43]

Только стиснуть руками виски, словно отгоняя воплощенный кошмар. Сидеть, пытаясь тщетно успокоить бег мыслей и скачку чувств.

Как бы хотелось потерять память, не вина, чертового темного зелья оноа нахлеставшись, что б проснуться беспамятным — иным. То ли прошлого своего не помнить, то ли будущего не ведать.

Закрыть глаза. Накрепко зажмурить…

Все равно не уходит, стучит в виски набат. Просит прощения душа. Огнем горит.

Нет, сколько не приучал чертов Император менять жизнь на жизнь, сколько не учил убивать без сомнений — так и не приняла этой науки душа. Каждый раз, каждый шаг — как по стеклу, по горячим угольям.

Сжать губы. Открыть глаза, смотреть сквозь стены, смотреть в никуда. И сил нет проклинать Судьбу. И нет сил ей противится….

18

Тих дом Хаттами. Не вернется хозяин в эти стены, не сядет у массивного стола, накрытого каменной полированной столешницей. Только стены и те помнят хозяина.

Войдя, остановиться на пороге. Трудно было ступать по начищенному до янтарного блеска полу. Отчего-то не гостем чувствовал себя. Гонцом, несшим дурную весть.

На шаги, на легкие звуки его присутствия принеслась девчушка лет двенадцати, встретила поклоном, сверкнула глазищами, темными, что чернослив.

— Господина нет дома….

— Гая позови….

Унеслась, что быстроногая козочка, испарилась дымком. Он отошел к окну, смотрел на сад, на ветки, усыпанные белым цветом….

Весна! Вот и весна пожаловала. Раскрыла объятья, норовила отогреть, приголубить. А аромат плыл по улицам, кружил голову. Цвели сады, обещая блаженство.

Обернуться на звук шагов, посмотреть в лицо контрабандиста. Ком встал в горле. Ни выдохнуть, ни слова сказать, и откуда-то брызнули, соленые, непрошеные, горячие, катились по щекам, слезы.

«С дурной вестью я…»

— Чего на пороге — то? Проходи, Да-Деган….

Проходи….

Закусить губу, подняться вслед за Гайдуни по широкой мраморной лестнице, высекая едва слышный ритм стилетами каблучков.

Привел контрабандист его в знакомый кабинет, указал на кресло. Достал вино, бокалы.

Не стал отказываться от вина. Смотрел на рубин, заключенный в гранях бокала, отмечая, что дрожит рука — раньше так не дрожала. Маханул одним глотком, бросил стекло на пол, глядя, как крошатся в морозный узор прозрачные грани.

Промолчав, посмотрел за окно. Как же теснило дыхание, как же горело внутри. Давно ли сам просил у Хаттами, здесь в этом самом кабинете говоря «Если доиграюсь — моих не бросай!».

Идет игра. Только доигрался не он, нет в этом мире Хаттами. Не к кому обратиться за помощью, за поддержкой. Нет больше такого же крепкого локтя во всей Галактике. Такого отчаянного и окаянного на всем свете больше нет.

— Ты чего? — тих голос Гайдуни. Видимо, что-то почувствовал. Посмотреть в глаза контрабандиста, протянуть бы как когда-то руку, пожать бы ладонь, но не смеет. Не имеет прав.

— Я с дурной вестью, Гайдуни…. - промолчать бы. Но нельзя. Как не жгут, не мучают слова, промолчать права ему никто не давал. — Умер Хаттами.

— Ты с ума сошел, Да-Деган?!

Жестом остановить, да еще взглядом.

— Подожди писать меня в сумасшедшие! Агнамгимар, сволочь, отвез его на Эрмэ, Хозяину! Только отец твой тот еще штучка, молчать и кланяться не умеет. Разозлил Императора, так хоть умер быстро, не мучаясь…. Так что принимай дела Гильдии. Ты теперь Оллами и владелец и голова.

— Порву Анамгимара! Честью клянусь!

— Не спеши клясться. Не в твоих силах это. Мертв Анамгимар.

Дойти до окна, смотреть в усыпанный белой порошею цветения, сад! Только не смотреть в честное открытое лицо Гайдуни. Не смотреть! Не выдержит ведь, иначе. Во всем, во ВСЕМ покается!

Прислониться лбом к прохладному стеклу, унимая жар. Стоять, чувствуя, как пол покачивается под ногами, как плывет куда — то белым пароходом земля…

— Дали небесные! — тих голос, поражен, все оттенки эмоцией в этом приглушенном до шепота сочном басе — и вера и неверие и ненависть и любовь! — А ведь ты не шутишь!

Стереть кистью соль глаз, вцепиться пальцами в подоконник.

«Не шучу, Гай. Не шучу. Давно забыл о том, что есть на свете шутки…»

Только не обернуться, не видеть растерянности на лице Гайдуни. Только не смотреть парню в глаза.

«Доигрался, сволочь? Камушки спер! Гильдию получил? Радуйся!!! Видели глазки, что покупали, теперь жрите, хоть лопните!!!».

— Как же теперь? — удивленно проговорил контрабандист. — Только из долгов выкарабкались, на ноги вставать стали…. - отец так мечтал…

Обернулся резко, так что взметнулся белоснежный шелк одеяний, подошел к Гайдуни, прикоснулся рукою плеча. Чем еще мог утешить? Разве хоть что-то значат слова? Разве умерят боль?

— Ты держись, Гай. Знаю, нелегко. Но ты держись. Хаттами слез не любил. Зубы сцепи и вперед! Да живи так, что б не посрамить отца. А больше…. Разве больше мы можем?

Кивок ответом. Но не так, как пяток минут назад смотрят глаза. Словно кто-то всемогущий украл прежний взгляд. И нет бесшабашности, удали. Подменили ее серьезностью. И руки сами собой сжимаются в кулаки.

— Ты был при этом? Ты опять был в Империи?

И так же, молча, ответить знаком, опущенной головой. Стоять, чувствуя, как налипает на кожу песок вечности. Как наметает он меж ними барханы.