Игры с судьбой. Книга вторая - [22]

На полных губах префекта возникла мимолетная усмешка. Но темные сметливые глаза буквально ощупывали пространство.

— Знаете, — продолжил префект, понизив голос. — Он утверждает что вы — собственность Империи. А мне, как бы я того не желал, не удастся защитить Вас, если Анамгимар задумает нехорошее. Уходите, покуда не поздно. И так ваше присутствие для него все равно, что красная тряпка для быка. Хотите, мои люди проводят Вас?

Только отрицательно покачать головой. Рано. Слишком рано! Подозвав официанта, разносящего напитки, взять с подноса бокал, полный вина. Прикоснуться к влаге жадными, пересохшими губами. Пить, как когда-то в безрассудной юности, вином заменяя воду.

Только мысли в голове роились совсем иные, чем когда-то.

Поставив бокал, щелчком ловких пальцев поправив манжеты, не взирая на предупреждение префекта направиться к Анамгимару. Подойти близко, глядя на это порождение преисподней, улыбаться мягко и ласково. Слишком ласково. Впрочем, в этот вечер позабыто было само слово «слишком».

Глядя в лицо контрабандиста снова коснуться пальцами струн. Играть, как никогда не играл. Тревожить сполохами звука. И манить и отталкивать. И жечь взглядом из-под полуопущенных ресниц. И петь. Словно ворожить. Словно творить чародейство. Вплетать то ль былое, то ли выдумку в канву яви. Петь так, что отступало настоящее, уступая место распахнутым крыльям мечты.

Видеть, как слезы наворачиваются на глаза врага, и смеяться, бессовестно смеяться в лицо Судьбе.

Только заново обретя голос, можно было понять, что ж заставили потерять…. Нет, не голос. Надежду. Не надежду — Дар! Не Дар — предназначение!

Или все лишь скользящий по глади озера блик? Или все обман? Суета сует! Пустота.

Но оборвать себя, замолчать — нет, этого он не мог. И камни под тканью одежды были ощутимо — горячи. Пылали, равно как и сердце. Бились с ним в унисон. Звучали пронзительной, не ведающей преград нотой.

Словно душа Аюми слилась с его душой.

Ах, как сладко было — тонуть в звуках, подчиняться им и владеть — толпой, залом, и душой заклятого врага. Казалось — дрогни голос, сорвись — сорвется и полетит в тартарары кружащимся на ветру листом и этот зал, и эти люди, и вся планета. Сгинет. Исчезнет. Не будет уже никогда.

Ах, как лился голос — несравненный, волшебный, небывалый!

И вновь, словно однажды в полуденном саду нахлынуло. Странное ощущение страстного танца, резкого пряного, дурманного. Танца с Судьбой. На узеньком клочке суши, в свете утреннего солнца и бушующих, кипящей стеной встающих на горизонте, волн.

Шаг вперед, шаг назад. И нельзя, нельзя оступиться, пока в его ладонях не просто струны старой аволы — ладошки самой Госпожи. Пока следит за ним дерзкий и влюбленный ее взгляд, выбрав из толпы единственного — его!

Ах, как сладко было играть с ней… когда-то.

А сейчас — даже не позволить себе презрительной насмешки в лицо Анамгимару. Что цена ей, этой насмешке? Разве равна она жизни?

И лишь допев, жестом пальцев подозвать — всю свою старую гвардию. Всю эту рать — Олая и Хаттами, Аллана Юваэ. Смотреть в лицо Анамгимара дерзко и зло. Рывком, резким жестом достать небольшой бархатный мешочек, аккуратно высыпать камни на ладонь, так, что б все и каждый в этом зале видели их. Узнавали.

И лишь в этот миг, в момент самого узнавания — рассмеяться заклятому врагу в лицо, выплескивая всю свою ненависть, все презрение. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

И не дожидаясь, пока ошеломленная толпа придет в себя, закинув аволу за плечо, а камни Аюми зажав в кулаке — сбежать! Сбежать, как когда-то мальчишкой, ускользнув в окно.

Нестись по мокрети и холоду, шлепая по лужам, отыгрывая не секунды, их доли. Бежать, чувствуя, как присоединился, карауливший все это время у стен воин.

Нырнуть в узкую кишку переулочка, с натыканными по ней глухими стенами, чувствуя преследователей то ли шестым чувством, то ль угадывая по смазанным далеким звукам.

И так же по легчайшим отзвукам понять, где оторвался от него Таганага, ожидая преследователей, давая фору, которая просто не могла быть малой. Пропустив два из ближайших выходов к магистралям, смешаться с толпой в полноводной реке проспекта, врезавшись в нее сходу. А далее — там всего ничего.

Грузную фигуру, сходную габаритами с гризли он узнал сразу. Гайдуни. Получил записку, ждал. Верил и не верил. Бухнуло сердце — а вдруг узнает, но подавив эту мысль, он кивком позвал контрабандиста за собой. Вновь уходя от полноводной реки проспекта, вдаль от любопытствующих глаз, вынюхивающих носов.

В подворотне чужого дома остановиться на миг, чувствуя, что пять — десять, двадцать секунд нет да и не будет тут никакой опасности. Ссыпать из ладони камни в широкую лапищу контрабандиста, избегая прямого взгляда, когда глаза в глаза.

— Верни их в Лигу, — жарким шепотом, тихим, вкрадчивым, безобманным и сладким тоном, — верни Элейджу. Он заплатит. Сам знаешь, камням этим цены нет! Жаль, ничем больше Вам отплатить не могу, долг вернуть твоему отцу. Верни камни в Лигу!

И, вновь, уходя, раствориться в стылом тумане. Уходить на забытый людьми и Богом пустырь, где, схожий с валуном, ожидал корабль. Если не догонит, не присоединится Таганага — отныне и навсегда — его корабль.