Игры с судьбой. Книга третья - [56]

Прикусив губу, Да-Деган незаметно отер выступившие на глаза слезы. Указав на пару кораблей в разных сторонах поля, техник проговорил.

— В качестве пилотов летали? Значит, как остановить деструкторы разберетесь. Я займусь третьим. Везде одному мне не успеть. Удачи!

Миг и он снова скрылся за серой стеной. Фориэ и Аретт переглянулись.

— Мальчики налево, девочки направо, — усмехнулся Аретт. — вперед и с песней, солнце мое.

— Аретт, — внезапно тихо проговорила Фориэ. — Не спеши. Погоди минутку.

Внезапно она коснулась руками его плеч, прижалась к нему, словно не желая расставаться. Чувствуя ее горячее дыхание, Ареттар вновь закусил губу. На этот раз от странной всеобъемлющей дурноты, подкатившей к горлу. Дурноты, не подчиняющейся ни его желаниям, ни чувствам.

Так хотелось ответить. Прижать, нагнувшись, приникнуть губами к губам. Забыть обо всем, лишь об одном памятуя. О том, что она женщина. Так же как он — мужчина.

Упасть бы в траву, сливаясь в одно, но….

Отстранившись, он мягко коснулся ладонью ее волос. Выдохнув, словно ныряльщик, вынырнувши из-под воды, хлебнул воздуха.

— У нас нет времени, Фориэ….

— У нас его не было никогда, — отозвалась она грустно. — Я просто хотела, что б ты знал, что б я не говорила тогда и потом, — Я люблю. Я всегда любила тебя. Ты не такой, как все, Дагги….

— Твой муж много лучше меня, — ответил мужчина. Улыбка коснулась губ, словно осветив лицо. Юность, эта шалая юность, поразительная молодость в окружении пламени локонов парика, сияла необыкновенной красотой. Нечеловеческой. Почти божественной. Эта улыбка была и отказом и обещанием. — И ты, ты необыкновенная. Но нам пора…..

— Говорят, ты женишься на этой эрмийской девочке, сестре Императора. Ты ее любишь?

Молчание, и в тишине шорох трав, встревоженных порывом ветра, остудившем разгоряченную кровь. И так трудно, невыносимо трудно стало солгать.

— Я люблю, — прошептали четко очерченные губы. — Больше жизни ее люблю. Но ты ей не завидуй, Фориэ. Нечему завидовать….

Он отвернулся и пошел, ступая по мягкой, стелящейся траве, без дороги, напрямик к темному силуэту корабля, ожидая, что женщина рванет за ним. Обернувшись, посмотрел на хрупкую фигурку, удалявшуюся от него.

Гордо поднятая головка, расправленные плечи. Уязвленная любовь, не гордость. И не было зла….

Отвернувшись, он постарался забыть прощальный взгляд зеленых, сияющих любовью глаз.

«Слепец! — подумалось вдруг, скрутив разум раскаленным жгутом. — Разве можно было не видеть того, что всегда, всегда она, если и ненавидела, то лишь потому, что, тайком от себя, любила?».

Но отогнав видение, он заставил вспомнить себя иные очи, сиявшие ему, как путеводная звезда. Сияющую синеву, и тихий отголосок, шептавший: «Живи. Ибо я не смогу прожить без тебя!»

23

Только смеяться, вспоминая, как шел, удивляясь отсутствию охраны. Тишина. Какой полной была, как много таила! Как легко удалось отключить деструктор, и двинуть навстречу Фориэ, просто так на всякой пожарный, чтоб не думалось ей, что готов бросить на произвол судьбы, только б не встречаться холодным серым, с ее влюбленным зеленым взглядом.

Как вдвоем, встретившись, они искали техника в пустых полутемных переходах завода, опасаясь, да чего угодно опасаясь — и вероятной лжи и неведомой опасности. Как нашли его и втроем, поздно, почти перед рассветом, уходили по седеющим, покрывающимся росой ковылям к флаеру.

И все было словно внови — и это жемчужное утро, полное мягкого сияния, подкрашенные лучами света легчайшие облака. Выкатывалось на небосклон солнце — нежно — розовое, наливающееся золотом, с силой хлесткого и быстрого дождя, испускающее ливень лучей, дарящих миру все краски, разгоняющие тьму.

Утро. Утро, которого могло и не быть…

И осознание этого делало все краски стократ более яркими. И каждый глоток воздуха — напоенным ароматом, от которого можно сойти с ума.

Нагнувшись, Фориэ сорвала невзрачный цветок, вдыхая упоительный аромат — аромат жизни. И не похожа она была на серьезную даму, скорее на школьницу, сбежавшую с уроков. Счастьем были полны глаза. И улыбка. И каждый из вздохов. Тем хмельным счастьем, которое обрушивается на каждого, кто чудом избегает смерти.

А потом был полет над рассветным морем, ласковые волны внизу и безмерная лазурь сверху, и брызги солнечных бликов, словно пузырьки игристого вина.

И каждый миг, каждый шаг этого необычного утра запечатлевался в памяти во всем многообразии — все блики, ароматы, и порывы свежего ветра и вуали облаков, стремительно менявшихся ежесекундно.

Теплая тяжесть головы Фориэ на его плече, ее прикрытые глаза, тени от черных ресниц на щеках, и цветок в руке, в чуть сжатых пальцах. И только дыхание подсказывает — не спит. Просто сидит, расслабившись, впитывая жизнь, словно очнувшись в какой-то миг от кошмара. И изредка за взмахом черных крыл ресниц касается его лица взгляд — яркий, зовущий.

И невозможно ответить на этот взгляд. Как невозможно проигнорировать. И закипает кровь, а рассудок, словно лед, словно узда, словно оковы. Но лучше в рамках держать себя самому.

И словно противоядие от ее ласковых чар — Шеби. Но и в воспоминаниях изрядная доля яда. Только улыбнуться, вспоминая черты и жесты, привлекательность каждой улыбки, тепло прикосновений.