Игры капризной дамы - [12]

Михалыч ушел, а Узякин стал звонить в отдел.

Через некоторое время Михалыч вновь появился в кабинете с грудой телогреек. Все принесенное он сложил в углу.

— На какой свалке ты их подобрал? — ехидно спросил Узякин.

— Почему на свалке? Не на свалке, но у меня нет других…

— Ах нет других, а ты подумал, что их сразу расшифруют: во-первых, рванье, в котором порядочный зэк не ходит, во-вторых, — сытые физиономии…

— Что я могу сделать с физиономиями, — вздохнул Михалыч.

— С физиономиями — ничего, с физиономиями я разберусь, скажу, что они у меня по выговору получат, и физиономии у них станут, что у твоих подследственных, понял? А ты давай другое одеяние.

— Да нет у меня другого.

— Есть, есть, и ты не думай, что это игрушки, если захватчики сообразят, что вокруг не зэки, а переодетые менты, и с перепугу убьют заложников, где ты будешь потом? О, тогда тебе не только подполковника не видать, но и с должностью придется расстаться, — давил на больное место Михалыча Узякин, — а то и вообще стать клиентом той гостиницы, в которой ты сейчас заведующий…

Так они препирались, пока в кабинете не появился кадровик из горотдела милиции. Он был в гражданке.

— Сколько? — спросил Узякин.

— Десять, со мной.

Узякин оглядел всех. Взгляд его говорил: видите, у нас все в порядке, сказал я, что будет десять, значит, будет десять…

Михалыч, увидев, что его телогреек не хватит на всех, увел резерв в другое место, а потом вернул для осмотра старшим оперативным начальником.

Узякин на утреннем осмотре, обошел строй из десяти переодетых в телогрейки и робы милиционеров, велел убрать волосы под шапки, а тем, которые не смогли этого сделать, приказал опустить клапаны.

После осмотра стали думать, чем вооружить эту банду в тюремных телогрейках без воротников.

Штатное оружие не годилось: драться, скорее всего, придется в тюремных переходах, а там вокруг бетонные стены и возможен рикошет — своих же и перестреляешь. Вооружать сотрудников резиновыми палками было вообще несерьезно. Обстановка была боевая, и оружие должно быть боевым.

Узякин и комбат посовещались и отправили кадровика в соседнее СМУ. Через полчаса тот вернулся с десятком нарезанных сваркой арматурных прутьев средней толщины.

Узякин взял один из них в руки.

— Арматура — оружие милиционера, как булыжник — пролетариата, — сказал он и дал команду разобрать прутья.

Дальше стали продумывать возможные варианты освобождения заложников. Их было три. Первый предусматривал случай, когда «гости» въедут в изолятор, но отдать заложников откажутся, захотят забрать их в камеру. Для этого случая разработаны два подварианта: возле машины во дворе и в переходе, в районе прогулочных двориков: там было много дверей и можно было разместить всю группу за ними.

Второй вариант заключался в предоставлении «гостям» машины с сюрпризом, если они потребуют другой автомобиль.

Третий вариант — освобождение в машине. Это был самый опасный для жизни заложников вариант. Для того чтобы выбить дверь в автозаке, было решено бросить в «предбанник» машины гранату и, после того как наступит шок у захватчиков, освободить заложников. Все понимали, что это вариант — самый жестокий, и все молили Бога не допустить его.

Был предложен и четвертый вариант, но он был сразу же отвергнут Узякиным и Собиновым. Вариант этот предлагал отработать Внучек на случай подключения к захватчикам их сообщников с воли и «перерастанию захвата заложников в побег». Милицейская часть «тройки» высмеяла его, как «не могущий иметь место быть».

* * *

Буза кивнул Шнырю, и тот выглянул из окошка, насколько позволяла решетка.

— Сколько?

— Три, — ответил Шнырь, — впереди машина с мигалкой, сзади «волжанка» и автобус с солдатами.

— Так и должно быть, — сказал Буза.

— Где они нас будут ждать? — спросил Хряк.

Буза ничего не ответил и снова кивнул Шнырю: посмотри их.

Шнырь вышел в предбанник, умело, будто всю жизнь работал контролером, открыл оба боксика заточкой, проверил заложников и вернулся в будку.

Машину сильно качало.

— Где? — снова спросил Хряк.

— В одном месте, — ответил Буза, — возле железной дороги…

— Чтобы по железке уйти…

— Шевели мозгами, — усмехнулся Буза, — чтобы подумали так…

— А как же конвой, — шмыгнул носом Шнырь; будка не отапливалась, и он простыл…

— Ему будет не до нас… Парняги мои все сделают, — сказал Буза, — а мы сядем в жигуль кофейного цвета и рванем в обратную от железки сторону.

— Так где? — еще раз спросил Хряк, словно сомневаясь, что такое может произойти.

— Дорогу будем переезжать несколько раз, и каждый раз нужно дать ребятам сигнал, показать в окно белую марочку… но так, чтобы ее не было видно ментам.

Буза вытащил из кармана платок, и, хотя белым его назвать было никак нельзя, никто ему не возразил. Немного подумав, он сунул платок Хряку:

— Я скажу когда… Будь готов…

— Всегда готов, — осклабился Хряк.

Хряк вылез в предбанник и сел на место конвойного.

Десятки раз ездил он в автозаках, но на таком месте сидел впервые.

Он зыркнул свиными глазками по отверстиям боксиков и посмотрел в зарешеченное окно. Голое поле с редкими колками вдалеке тянулось вдоль дороги. Как можно незаметно устроить здесь засаду? Даже Хряк понимал это. Конвойные не дураки, сразу сообразят, что к чему, и изрешетят их автоматом, и тех, и других. Тем более что это не срочники из роты охраны, которые за изготовление резинового штампа в военный билет, доля подтверждения выдачи воинских значков, таскали на зону водку и чай. Эти ухорезы даже «стой, стрелять буду» не крикнут.