Игры богов - [172]

На первый взгляд в небесных чертогах богов ничего особенного не происходило. Один пир сменялся другим, боги вкушали яства, пили напитки и веселились, покидая пиршественные залы лишь для того, чтобы уединиться в своих покоях для любовных игр и прогуляться по волшебному саду. Они были веселы и беспечны и если бы кто смог взглянуть на них, то он ни за что не догадался бы, что в мирах Серебряного Ожерелья идёт война, льётся кровь, полыхают пожарища и каждый день гибнут их обитатели. Обе сражающиеся стороны возносили богам молитвы и делали подношения, которые они не отвергали, а потому нельзя было с уверенностью сказать, на чьей стороне боги. Боги в свою очередь во время своих пиров никогда не превозносили чьих-либо заслуг открыто, но очень часто лица их то грустнели на какое-то мгновение, то озарялись великой радостью, но затем выражение их лиц снова делалось беспечным. Боги не желали показывать, на чьей они стороне на самом деле.

Между тем война идущая внизу не поделила богов на два непримиримых лагеря и могло возникнуть такое ощущение, что им было безразлично, кто именно одержит победу. С некоторых пор боги перестали упоминать на своих пирах имена некоторых обитателей Серебряного Ожерелья, которые раньше, до начала войны звучали довольно часто. Да, и те интриги, которые так любили устраивать боги ради забавы, также перестали быть явными, но они не прекратились. Наоборот, с началом войны они сделались ещё более утончёнными, ведь теперь стало ясно, что в мирах Тёмной половины Серебряного Ожерелья сменятся все королевские дома. Впрочем, они давно уже были разгромлены, а новый её властитель даже и не подумал о том, чтобы возродить их былую славу. Правда, он первым заметил, что Шейн Тёмный, который некогда наложил такие хитроумные чары на Серебряное Ожерелье, закрывшие сарнасельмы перемещения, что их не смог снять даже Анарон, разрушил своё собственное заклинание и это совпало с тем днём и часом, когда эккатокант Сонкс внёс меч Анарона в построенный им дворец и тем самым сделал Серебряное Ожерелье снова единым и открытым для путешествий.

Шейн Спаситель совершенно изменился, получив полную власть над духами и построив для них огромный дворец. Он сделался весёлым и очень остроумным рассказчиком и на пирах ему внимали чаще, чем другим богам, которые пытались соперничать с главным шутником — Алассендилом. Теперь под хрустальными сводами главного пиршественного зала чаще всего звучали два голоса, — громкий и звонкий — Алассендила и чуть приглушенный, мягкий и рокочущий — Шейна. Два бога часто сходились в шутливой пикировке и громко хохотали над шутками друг друга, то и дело посылая через стол золой венок первого шутника, но куда громче они смеялись над остроумной шуткой какого-либо своего нечаянного конкурента и тогда его или её голову тотчас венчали золотые листья винограда и оба бога, которых можно было принять за двух друзей, требовали, чтоб боги подняли кубки в честь победителя. Как правило венок не долго оставался на чьей-либо голове и на следующий день Алассендил или Шейн отбирали его, а так как он был магическим, то порой сам покидал голову вчерашнего триумфатора.

Боги постоянно перемещались за пиршественным столом и редко сидели на одном месте, порой меняясь местами друг с другом во время пира по несколько раз и только четверо из них всегда восседали во главе стола. Анарон в центре, слева от него Светлая Вэр, справа Огненная Линиэль, а рядом с ней Хитроумный Арендил. Часто бывало так, что Анарон и Вэр отсутствовали на пиру по несколько дней и тогда Арендил занимал его место, а Линиэль место светлой Вэр, а их места с радостным криком стремились занять другие боги. Бывало, что на пиру по несколько дней Арендил и Линиэль отсутствовали, но в такие дни никто не занимал их мест, так как кресло правой руки Анарона украшали в такие дни призрачные челюсти, а на кресле его небесной подруги разгоралось призрачное же пламя и ни у кого из богов ещё не возникло желания проверить, такие ли они безобидные.

Однако, случались и такие дни, когда на пиру отсутствовали все четверо и тогда на месте их кресел клубилась непроглядная тьма и хотя пир продолжался, как ни в чём не бывало, все боги с тревогой поглядывали во главу стола. Эти четверо богов как бы давали всем понять, что будет, если их не станет, а потому не смотря на показную весёлость все с нетерпением ждали, когда они вернутся к столу и поскольку Анарон, Вэр, Арендил и Линиэль никогда не отсутствовали слишком долго, сразу же начинали громко славить их, когда они возвращались к пиршественному столу, и тьма отступала.

Ник понимающе кивнул головой и снова отодвинул высокого, статного и широкоплечего эльфа, одетого в боевой сайринахамп, который ещё хранил на себе следы недавней схватки с врагом. В грудь этому парню во время недавнего ожесточённого боя раза три, а то и все четыре угодили сгустки магической плазмы, но он каким-то образом смог от них защититься, что прямо говорило о том, что рейнджер не даром ел свой хлеб. Пармандил, который был очевидцем нападения на королевский лайкваринд и вступил в бой одним из первых, докладывая об это так и норовил встать по стойке смирно прямо перед Ником и тем самым загораживал ему обзор. Не выдержав, он заставил эльфа встать справа от себя и строго сказал: