«ДОРОГАЯ МИЛАЯ МАМОЧКА Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ПАПУ А СОЛНЦЕ СВЕТИТ…»
«МИЛАЯ — МИЛАЯ МАМОЧКА, ТЭДДИ ПОМОГАЕТ МНЕ НАПИСАТЬ ТЕБЕ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ТЭДДИ…»
«ЛЮБИМАЯ МАМОЧКА, Я ТВОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ СЫН, И Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ТАК, ЧТО ИНОГДА…»
«ДОРОГАЯ МАМОЧКА ТЫ ПО-НАСТОЯЩЕМУ МОЯ МАМА И Я НЕНАВИЖУ ТЭДДИ…»
«ДОРОГАЯ МАМОЧКА, ПОДУМАЙ, КАК Я ЛЮБЛЮ…»
«ДОРОГАЯ МАМОЧКА, ЭТО Я ТВОЙ МАЛЫШ. А НЕ ТЭДДИ, И Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, А ТЭДДИ…»
«ДОРОГАЯ МАМОЧКА ЭТО ПИСЬМО ТЕБЕ ПРОСТО ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛА, КАК СИЛЬНО КАК ОЧЕНЬ…»
Моника выронила бумажки и разрыдалась. Сверкнув веселыми аляповатыми красками, они разлетелись веером по всему полу.
* * *
Генри Суинтон прибыл домой в прекрасном расположении духа и даже побеседовал по дороге с синтетическим служащим, которого прихватил с собой. Служитель отвечал вежливо и обстоятельно, хотя некоторые его ответы были не совсем уместны с человеческой точки зрения.
Суинтоны жили в одном из роскошнейших сити-блоков, всего в полукилометре от земли. Так же, как и у других, в их апартаментах не было окон — кому охота смотреть на перенаселенный мир? Генри отпер дверь, дав сканнеру сличить рисунок сосудов сетчатки с образцом, и вошел; за ним служитель.
Тут же его охватила знакомая истома вечного лета в саду… Удивительно, какие громадные миражи создает полнограф на крохотном пространстве!.. Среди роз и хмеля стоял их дом: обман был безупречен: Георгианский особняк словно звал его.
— Как тебе тут нравится? — спросил он служителя.
— Розы часто страдают от черных пятен, сэр.
— Этим розам совершенство гарантировано.
— Всегда разумнее покупать вещи с гарантией, даже если это дороже.
— Спасибо за информацию, — сухо ответил Генри. Синтетическим формам жизни меньше десяти лет, старым андромеханизмам меньше шестнадцати; недостатки их систем сглаживаются с годами.
Отворив дверь, он позвал Монику.
Она немедленно выбежала из столовой и бросилась ему на шею, пылко целуя его в щеки и губы. Генри удивился.
Отстранившись, чтобы взглянуть ей в лицо, он увидел, что она словно излучает свет и прелесть. Уже несколько месяцев он не видел ее такой. Инстинктивно он обнял ее крепче.
— Дорогая, что-нибудь случилось?
— Генри, Генри, милый, я просто вне себя… Я набрала сегодня вечернюю почту и… Ты просто не поверишь! Это чудо!
— Ради всего святого, женщина, о чем ты?
Мельком он увидел заголовок на фотостате в ее руках — еще влажный, прямо из приемника: «Министерство по Делам Населения». Кровь отхлынула от его лица в тревоге и надежде.
— Моника… о боже! Неужели наш номер?!..
— Да, милый, да — мы выиграли в родительской лотерее! Теперь мы можем смело зачинать ребеночка!..
Он завопил от счастья. Они пустились в пляс. Этого момента они ждали четыре года. Из-за контроля над рождаемостью каждое деторождение требовало специального разрешения правительства.
Наконец они остановились, запыхавшись, и стояли посреди комнаты, хохоча оттого, что каждый виден другого счастливым. Вернувшись из детской, Моника растемнила окна, и сейчас они видели весь простор сада. Свет искусственного солнца наполнил его золотом — а сквозь стекло на них смотрели Дэвид и Тэдди.
Увидев их, Генри и его жена посерьезнели.
— А что нам делать с ними?
— Тэдди в порядке. Он отлично работает.
— Что, Дэвид отказывает?
— Словесно-коммуникативный центр что-то не срабатывает. Думаю, что его следует вернуть на фабрику.
— Ладно. Посмотрим, как он станет действовать, пока не родился ребенок. О, кстати! У меня для тебя сюрприз: дорога ложка к обеду! Выйди в холл и посмотри, что я привел!
Двое взрослых выбежали из комнаты; мальчик и плюшевый мишка уселись возле стандартных роз.
— Тэдди, я думаю, что папа и мама настоящие, да?
Тэдди ответил:
— Глупый вопрос. Никто не знает, что по-настоящему значит «настоящее». Пойдем в дом.
— Сначала я возьму еще розу!.. — Сорвав ярко-розовый цветок, он понес его с собой в дом. Она будет лежать на подушке, когда он станет засыпать. Ее красота и нежность напоминали ему мамочку.
