Игрушка богатого человека - [6]
Да, куда ни кинь, Саре кругом не повезло — ни броской внешности, ни обаяния, ни умения общаться. Правда, отец вроде бы ничего этого не замечал, хотя часто называл ее “утенком”, а сама Сара мысленно добавляла эпитет “гадкий”. Но Франклин Харт рад был побыть с дочкой, сидевшей дома, пока ее сверстницы бегали по магазинам и на свидания с мальчиками. Он ерошил темные волосы младшей дочери и говорил, что хорошо, когда есть кому помочь по хозяйству.
На свидания Сару не приглашали, и она находила утешение в искусстве. Она часами просиживала, склонившись над альбомом для эскизов. Сара научилась ценить нежные оттенки акварели и резкие контрасты карандаша и туши. Акварелью она рисовала пейзажи — золотистую пшеницу на мягко расстилающихся пологих холмах под голубым небом. Карандашом и тушью набрасывала портреты.
То были хорошие времена. Счастливые времена. Безмятежные деньки.
Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Мать Сары умерла. Сара закончила среднюю школу и уехала из дома. Недалеко. В общеобразовательный колледж всего в сотне миль [7] от Сигурни.
Вот там-то она и повстречала Донована…
С большой неохотой Сара согласилась пойти на вечеринку, устроенную кем-то из ее сокурсниц. Она сразу обратила на него внимание. Он был поразительно хорош собой, и его просто невозможно было не заметить, к тому же в нем как-то сразу чувствовалась сильная личность. Потом она заметила, что он пару раз посмотрел в ее сторону. Сара поспешно отвернулась, испугавшись, что он сочтет ее нахальной, если она будет откровенно на него глазеть. Она считала себя недостойной его внимания.
И вдруг — кто бы мог подумать? — Донован сам подошел к ней и заговорил. Неужели он обращался непосредственно к ней? Быть того не могло. У него был глубокий, басовитый голос. Сара так растерялась, что из сказанного им не поняла ни слова. Она даже оглянулась, решив, что он обращается не к ней, а к кому-то за ее спиной, но там никого не было.
Она опять посмотрела на него. Его губы двигались. Донован улыбнулся ей. Ее сердце громко забилось, заглушая ударные в школьном оркестре.
Ладони моментально вспотели. Она бросила отчаянный взгляд на дверь, потом оглядела зал, ища, куда бы спрятаться. Скрыться было негде, и ей снова пришлось посмотреть в лицо незнакомцу.
Донован продолжал улыбаться ей, но в его лице появилось вопросительное выражение, как будто он о чем-то спросил и ждал ответа. Может, хотел узнать, где туалет? А может, хотел позвонить по телефону? Может, искал кого-то? Какую-нибудь грудастую загорелую блондинку.
Сара смотрела на него, стараясь догадаться, о чем он спрашивает, а сама тем временем любовалась его безупречным лицом. Все в этом лице было безупречным — брови, нос, рот.
Щеки у нее запылали. Такого красивого парня ей в жизни видеть не доводилось.
Безупречные губы задвигались:
— Потанцуем?
— Потанцуем? — тупо переспросила Сара.
— Ну да, давай потанцуем, — повторил он. — Не хочешь ли ты, — он указал на нее, — потанцевать со мной? — И тут он указал на себя.
Он хочет танцевать? С ней?
Он спрашивает, не выйдет ли она на середину зала, чтобы начать трястись и раскачиваться из стороны в сторону? С ним?
Сара не умела танцевать.
Ей это казалось слишком унизительным, и она старалась не подвергать себя подобному испытанию, да еще на людях. Это было одно из многочисленных занятий, которых она всеми силами пыталась избегать. К примеру, она не умела кататься на лыжах. Как, впрочем, и на коньках. Она стеснялась говорить перед аудиторией, состоявшей больше чем из двух человек, и не умела петь. В церкви она беззвучно шевелила губами, повторяя слова про себя.
Она не умела танцевать.
Он взял ее за руку. Его пальцы оказались мягкими, теплыми и сильными. Он потянул ее за руку через толпу и вывел на танцевальную площадку. Они остановились лицом друг к другу.
— Я… я не танцую, — дрожащим голосом проговорила Сара, надеясь, что он расслышит ее за грохотом музыки.
Как ни странно, она не ощущала привычной застенчивости. Она была слишком растеряна, прямо-таки оглушена.
Он взял ее за обе руки и притянул к себе. И опять ее поразила гладкость его кожи. Руки у него были совсем не такие, как у ее отца — потрескавшиеся и все в мозолях.
— Поставь свои ноги на мои, — велел он.
Сара опустила взгляд на его коричневые замшевые башмаки с тонкими шелковыми шнурками. Он обхватил ее одной рукой за поясницу и привлек еще ближе к себе.
В жизни встречаются те, кто ведет, и те, кого ведут. А попадаются и такие, как Сара, — те, кто наблюдает за ведущими и ведомыми со стороны. И вот сейчас, впервые в жизни, Сара перешла из наблюдателей в другую категорию: она сама стала активной участницей событий. И, сама не понимая, как это получилось, она сделала, как он велел: поставила сначала одну ногу в сандалии, а потом другую поверх его ног.
Музыка была не быстрой и не медленной, она ритмично пульсировала, и Сара пульсировала вместе с ней. Поставив ступни ему на ноги, она оказалась так близко, что ощутила упругую мощь его бедер, широкой груди, обнимающих ее сильных рук.
— Как тебя зовут? — шепотом спросил он.
