Игрушечное сердце - [16]

Рядом с компьютером лежал фотоаппарат. Дана подумала, что в его памяти могут остаться и другие снимки, по которым можно определить степень близости отношений, которые связывают Артура с этой женщиной.

Отношения оказались достаточно близкими. На всех фотографиях, кроме двух, на которых было какое-то сугубо мужское и явно деловое совещание, красовалась эта женщина. Или одна, или в обнимку с Артуром. Настроение Даны опять испортилось. Совершенно очевидно, что при всей необычности и якобы судьбоносности их встречи ничего в дальнейшем быть между ними не может. Этот мужчина прочно занят смуглолицей кареглазой красавицей с длинными глянцевыми волосами цвета темной меди. Надо сказать себе «нет», попить чаю, убраться восвояси и в этих «восвоясях» продолжать до полного изнеможения думать об ужасной могиле, о которой она уже как-то умудрилась слегка подзабыть.

Дана включила электрочайник и отправилась проверять, насколько высохла одежда, которую она повесила на тонкую струну над ванной. Маленькие летние трусики уже сухие, а у платья мокрым остался только подол. Просушив влажную ткань полотенцем, Дана натянула на себя одежду, решив, что на солнечной улице платье досохнет само по себе. Пить чай расхотелось. Чего его пить-то? Какой в этом смысл?

Дана расчесала волосы, с неприязнью подумав, что они отвратительно короткие, не слишком густые, да еще и самого обыкновенного темно-русого цвета. Может, покраситься? В медный? Ну а что это даст? У той красотки на фото, кроме длинных ярких волос, еще и глаза красивые: продолговатые, карие, с ресницами до бровей. А у нее, Даны, какие ресницы? Самые обыкновенные. Она, конечно, специально покупает удлиняющую тушь, но что-то она не слишком удлиняет… И эта бледная голубизна радужки… Все же карие глаза куда выигрышней смотрятся при любых ресницах.

Дана тяжко вздохнула, повесила на плечо сумочку, взяла со стола ключи с брелоком с виде футбольного мяча и покинула гостеприимную квартиру мужчины со сказочным именем Артур. Кажется, он разрешил ключи выбросить в реку или… занести потом… якобы прийти в гости… на чай… Странный какой… неосторожный… А что, если она, Дана, на самом деле – воровка-домушница? Или наводчица какая? Хотя… может, у него этих квартир столько, сколько у нее неприятностей? Одной больше, одной меньше – без разницы…

Нет, выбрасывать ключи Артура она не будет. Мало ли что… Вот возьмет да и навестит его как-нибудь вечерочком: здрасьте, мол, а вы меня помните?

Дома Дану ждала самая неприятная из всех ее неприятностей – бывший муж Вовка в самой худшей из своих ипостасей, а именно – в чрезвычайно пьяном виде. Конечно, можно лишить Вовку ключей, но он непременно станет дожидаться ее под дверью, а соседей Дана стыдилась.

– Дай триста рублей, – сразу начал Вовка, как только увидел бывшую жену. – Я отдам.

– Знаю я, как ты отдашь… – тихо, чтобы не разозлить его, произнесла Дана и прошла в кухню, потому что вдруг почувствовала, что голодна. Вот осталась бы у Артура какой-нибудь фильм смотреть и чаем запивать, глядишь, Вовка не дождался бы и ушел, а теперь станет выворачивать ей душу.

– Нет, ну я правда отдам, – принялся нудить бывший муж, прошлепав за ней на кухню.

Дана всегда давала Вовке деньги. Во-первых, потому что жалела его, во-вторых, потому что побаивалась. Достаточно спокойный человек в трезвом виде, в пьяном он становился агрессивен и почти неуправляем. Дана раскрыла сумочку, достала три сотенных бумажки, но Вовка уже заметил в ее кошельке пятисотенную купюру и нацелился дрожащими пальцами вытащить ее.

– А ну уйди! – Дана щелкнула замком недавно купленного кошелька, но Вовку уже было не остановить. Он вырвал у нее сумку, вытащил кошелек и попытался его открыть, но у него ничего не вышло. Должно быть, таких замочков он еще не видел. Дана и сама-то не сразу к нему приспособилась.

Бывший муж крутил в ручищах кошелек, а изо рта у него тянулась струйка мутной слюны. Дану передернуло. Был ведь нормальным мужиком: и зарабатывал неплохо, и по хозяйству все умел делать, и любовником был хорошим. Только вот детей у них не получалось. Вовка винил во всем ее и сам обследоваться категорически отказывался. В конце концов ушел к другой женщине, в надежде заиметь потомство, но та, другая, ребенка так и не родив, только обобрала Вовку и, что называется, голым в Африку пустила. Дана принять обратно не захотела, да он и не просился. Жил в комнате коммуналки, которую ему оставила какая-то престарелая родственница, отправившись в лучший мир, и пил день ото дня все сильнее и сильнее. Выглядел уже не на свои тридцать два, а на все сорок. Поседел и скукожился, как сморчок, раньше времени.

Дана хотела отобрать у него кошелек – в нем лежали все деньги, которые она имела за душой. Никаких заначек у нее не было. И если Вовка сейчас заберет весь кошелек, она пропала. Получка была вчера, и ждать аванса придется еще две недели. Бывший муж сдаваться не собирался, несмотря на самую крайнюю степень опьянения. Видимо, остатком ускользающего сознания он понимал, что если в схватке победит Данка, то допиться до такого же блаженства, как сегодня, получится еще очень не скоро. Наверное, именно поэтому Вовка, который ранее руку на Дану никогда не поднимал, в каком бы состоянии ни находился, в этот раз не выдержал и отвесил бывшей жене такую оплеуху, что она отлетела в дальний угол кухни и сильно рассекла губу об угол навесного шкафчика. Зажав рукой кровоточащую ранку, Дана все же попыталась перейти в новое наступление в битве за свою кровную зарплату, но силы были неравны. Почти двухметровый Вовка много сильнее даже в диком опьянении. Он одним взмахом руки в очередной раз отбросил ее от себя и, шатаясь, будто при землетрясении, с победным рыком полного удовлетворения отправился к выходу вместе с ее так и не открытым кошельком. Понятно, что пока не открытым. Очень скоро он его, если так и не сумеет цивильно открыть, просто порвет на части, а все деньги пропьет.