Игромания Bet - [26]

— Фидель, мы чуть не пошли ко дну — в сортире кто-то кран открыл, из-за этого затопило трюм. У нас точно завелся предатель.

— Нам срочно надо его обнаружить, иначе на берегу он подаст знак солдатам Батисты, и весь отряд перестреляют, — догадался Фидель.

— Предатель хорошо плавает, — подал голос кашляющий, — он не боится, что яхта пойдет ко дну. Или он собирается захватить шлюпку. Или у него припрятан спасательный жилет.

— Че, слишком много «или», — скептически отозвался Фидель. — До Велика три мили, а дальше, как высадимся, надо держать путь на Сантьяго-де-Куба, где Франко Пайс поднял восстание, рассчитывая на нашу помощь.

— Готовимся к высадке, товарищи! — подытожил Че. — Предатель сам выдаст себя.

Все внутренне собрались и перестали блевать — началась раздача оружия и пайков с провиантом. Это что же, стрелять заставят? Я же так умереть могу!

— Товарищ, какую винтовку предпочитаешь?

— Игрушечную.

— Хорошо, что сохраняешь чувство юмора, — засмеялся Че.

— А тебя продуло на палубе, что ли?

— Нет, у меня астма. Хроническая.

— Когда болеешь, нужно дома сидеть, телик смотреть.

Че ничего не ответил, только посмотрел укоризненно. Нам вместе с ним дали самые фиговые винтовки. Ему как самому больному, а мне как самому бесперспективному бойцу.

— Я этого вашего Батисту, — мне стало обидно, что меня здесь не ценят, — как белку, подстрелю.

Все посмеялись, а потом стали потихоньку расспрашивать, что такое белка. Странноватая компания…

— Когда в институте учился, мы ходили в парк Горького пострелять. В тире. И я лучшим был на потоке.

— Товарищ, не знаю, почему тебе не нравится Горький, но он великий писатель. И тренироваться в стрельбе по его книгам — позор и глумление над революцией, — жестко отчитал меня перед строем Фидель.

— Не обращай внимания, — шепнул на ухо Че, — главное, насколько ты сам в душе предан революции. А книги — ерунда.

Меня начинало напрягать, что эта компания блевунов собирается втравить меня в какую-то революцию. Надо улучить момент и смыться. Правда, отсюда некуда бежать — сплошные заросли. К тому же Че предупредил, что батистовцы в плен не берут — тут же пристрелят. Безвыходная ситуация! Клипа и Ванечка ждут на «Ататюрке», наверное, уже нервничают. Там должен быть железный «доезд» на полмиллиона, а я тут свержением диктаторов занимаюсь.

Самое дурацкое, что на выигранные бабки я им не одну, а десяток революций мог бы проплатить. Чтобы винтовки были нормальные, даже не винтовки, а «калаши» последней модели, чтобы еда была разнообразной, а не сухари, чтобы яхта не протекала. Короче, я обрисовал Че перспективы и выразил готовность сделать «откат» их группировке в обмен на освобождение, но он меня не дослушал — начался налет авиации батистовцев. А потом болото, куда мы убежали после высадки с яхты, окружили солдаты.

Мы с Че прикрывали отход основной группы Фиделя. И опять я вляпался в зловонную жижу. Уже «верх» прошел по попадалову в эту дрянь. Как вляпался в мочу на «Ататюрке», так меня и затапливает. Кроссовки теперь смело можно на помойку выбрасывать.

Че нашел сухую полоску земли, залег и суетливо постреливал в сторону тростниковых зарослей, где враги строили коварные планы. Я сделал то же самое вслед за ним, но стрельбу повел осмысленно — с паузами. Результаты, правда, получались совершенно одинаковые. Люди в форме суетились и маневрировали в зоне видимости, попадались на мушку, но почему-то после выстрелов не падали. И отвечали еще более яростным огнем, но, по счастью, пули улетали в сторону моря. Продолжалась баталия, наверное, четверть часа. И тут я увидел первую кровь…

Отход остальных помимо нас с Че прикрывали еще двое бойцов. Один из них вскрикнул и, ковыляя, побежал в ту сторону, где исчез Фидель с товарищами. Он бросил ящик с оружием и крикнул, что надо смываться. За ним побежал и другой повстанец. Мы с Че остались одни против войска Батисты. И тут моего напарника тоже накрыло.

— У тебя серьезно?

— Нет, ерунда, — отплевывался кровью Че.

— Надо бы тоже отходить, — ненавязчиво предложил я.

— Согласен, — кашлянул Че.

— Давай я возьму свой и твой ящик с оружием. А ты возьми ящик этого труса - он вроде полегче.

— Нет, два ящика я не осилю. Я возьму ящик с медикаментами.

— Какой ящик с медикаментами? Ты что? Оружие важнее — нам нужно отстреливаться!

— Я по профессии врач — для меня важнее лекарства.

— Сейчас ты не врач, а революционер.

— Но я давал клятву!

— Гиппократ разрешил бы тебя от клятвы, если бы его так обложили враги. Если возьмем аптечку, нас кокнут.

— Я не могу, — скорбя, возразил Че.

— Ты должен попасть в историю! В историю попадают только с оружием. С пилюлями там никого нет.

Че прижал к себе короб с красным крестом.

— Давай разыграем на камень-ножницы-бумага, — осенило меня.

Че кивнул, и в его грустных глазах появилось оживление — ему просто хотелось каким-то образом снять с себя моральную ответственность. Мы изготовили кулаки, и я стремительно начал прикидывать, что мне выкинуть. Что выберет Че? Бумагу, на которой докторами пишутся рецепты? Нет, он вроде бы скептически относится к книгам, поэтому вряд ли бумага. И тут я прочитал его мысленный код: он же врач, привык резать — значит, ножницы. И вместе с этой догадкой я выкинул победное оружие пролетариата. Камень! Я победно ткнул кулаком в расставленные пальцы Че. Тот улыбнулся, пожал мне руку своей горячей ладошкой, бросил короб с крестом на землю и подхватил ящик с оружием.