Игрок - [83]

Гурдже спрашивал себя, что теперь чувствует Бермойя. Он обратил внимание, что верховник, намереваясь сделать физическую ставку, употребил глагол «должен». Гурдже проникся уважением к его стилю игры, а следовательно — и к самому Бермойе. Он сомневался, что судья настолько сильно хотел прибегнуть к этой опции, но ситуация становилась угрожающей для империи. Предполагалось, что он, Гурдже, к этому этапу будет уже побит, и вся стратегия раздувания мнимой угрозы с его стороны основывалась на этом допущении. Затея, изначально считавшаяся выигрышной, превращалась в небольшую катастрофу. Ходили слухи, что в Имперской канцелярии из-за этого уже покатились головы. Бермойя, видимо, получил четкие указания: Гурдже надо остановить.

Гурдже выяснил, что угрожает судье в том маловероятном случае, если проиграет не инопланетянин Гурдже, а сам судья. Верховнианское холощение означало полное и бесповоротное удаление реверсируемой вагины и яичников. Размышляя над этим, представляя себе, что будет сделано с уравновешенным, величественным судьей, Гурдже понял, что не до конца взвесил все последствия физической опции. Даже если он выиграет, как можно позволить такое издевательство над другим? Если Бермойя проиграет, то для него это станет концом карьеры, семейной жизни, всего. Империя не позволяла регенерации или замены утраченных в ходе игры частей тела: проигрыш судьи будет окончательным и, возможно, роковым. В таких случаях проигравшие нередко совершали самоубийство. Может, будет даже лучше, если Гурдже проиграет.

Беда в том, что он не хотел проигрывать. Он не испытывал к Бермойе враждебных чувств, но отчаянно хотел выиграть эту игру, и следующую, и ту, которая будет потом. Играя в азад в дружественной к себе обстановке, он не понимал, насколько затягивает эта игра. Хотя формально азад оставался тем же, что и на «Факторе», чувства, которые Гурдже испытывал по отношению к нему, играя там, где в азад только и необходимо было играть, меняли все. Теперь Гурдже понимал, нет, знал, почему империя выжила благодаря игре. Просто сам азад порождал это ненасытное желание: больше побед, больше власти, больше территории, больше влияния…

В тот вечер Флер-Имсахо оставался в модуле. Гурдже вышел на связь с кораблем и обсудил свою безнадежную позицию. Корабль, как и всегда, видел несколько невероятных выходов из положения, но эти выходы уже видел и сам Гурдже. Однако признать наличие выходов — это одно, а реализовать их на доске в ходе игры — совсем другое. Так что помощь корабля оказалась здесь минимальной.

Гурдже прекратил анализ игры и спросил у «Фактора», что можно сделать для изменения ставки, которую сделали они с Бермойей, если случится маловероятное и он, Гурдже, выиграет, а предстать перед хирургом придется судье. Ответ был — ничего. Ставки сделаны, предпринять ничего нельзя. Никто из них был не в силах ничего изменить — следовало доиграть до конца. Если оба откажутся от игры, то обоим придется понести наказание, определенное ставкой.

— Жерно Гурдже, — неуверенно сказал корабль. — Мне нужно знать, что вы хотите от меня, если дела завтра пойдут плохо.

Гурдже опустил глаза. Он ждал этого вопроса.

— Вы спрашиваете, хочу ли я, чтобы вы явились сюда и вытащили меня отсюда, или же я намереваюсь пройти все до конца в расчете, что вы подберете меня потом с обрубком между ног, и буду дожидаться, когда все отрастет? Но, конечно же, при этом не должны пострадать добрые отношения между Культурой и империей.

Гурдже не пытался скрыть сарказм.

— Более или менее, — сказал корабль после паузы. — Проблема в том, что, если вы решитесь на такое, трудностей будет меньше, но мне все равно придется переместить вас или уничтожить ваши гениталии, если они будут удалены. Империя получит слишком много информации о нас, если проведет полный анализ гениталий.

Гурдже чуть не рассмеялся.

— Вы хотите сказать, что мои яйца — что-то вроде государственного секрета?

— Несомненно. Так что мы в любом случае огорчим империю, даже если вы позволите вас прооперировать.

Гурдже все продолжал думать, даже после поступления задержанного сигнала. Он свернул язык у себя во рту, нащупал крохотный комочек под мягкой тканью.

— А-а, хер с ним, — сказал он наконец. — Следите за игрой. Если я пойму, что точно проиграл, то постараюсь держаться как можно дольше… где-нибудь, где угодно. Когда все станет до конца ясно — спускайтесь и выхватывайте нас отсюда. И передайте мои извинения Контакту. Если же я сдамся… пусть так оно и будет. Посмотрим, как я буду себя чувствовать завтра.

— Хорошо, — ответил корабль.

Гурдже сидел, поглаживая бородку, и думал, что у него хотя бы есть выбор. Но если бы они не собирались похитить «секретные данные» и, возможно, вызвать этим дипломатический инцидент, оставался бы Контакт таким же снисходительным? Это не имело значения. Но в глубине души Гурдже знал, что после этого разговора утратил волю к победе.

У корабля были еще известия. Он получил сигнал от Хамлиса Амалк-нея — тот обещал вскорости отправить послание подлиннее, а пока сообщал только, что Ольц Хап добилась-таки выигрыша «полной сетью». Игрок Культуры наконец-то добился максимально возможного результата в стрикене. Молодая дама стала знаменитостью среди игроков Чиарка и Культуры. Хамлис уже поздравил ее от имени Гурдже, но полагал, что Гурдже и сам захочет сделать это. В конце машина желала ему успехов.