Игрок - [74]

После ожесточенной борьбы, затянувшейся чуть ли не до полуночи, Гурдже закончил игру, немного опережая соперника. Он проспал семь часов и проснулся, едва-едва успевая подготовиться к следующему игровому дню. Заставив себя пробудиться, Гурдже секретировал Снап — любимый гормон культурианцев во время завтрака — и был немного разочарован, увидев, что Рам выглядит свежим и энергичным не меньше его самого.

Эта игра стала еще одной войной на истощение — они кое-как продержались первую половину дня, а продолжить игру вечером Рам не предложил. Так что Гурдже несколько часов обсуждал игру с кораблем, а потом, чтобы отвлечься, посмотрел имперские каналы.

Там были приключения, викторины и комедии, новости и документальные репортажи. Гурдже поискал отчеты о своей собственной игре. Упоминания были, но довольно скучная дневная игра не вызвала большого интереса. Он видел, что информагентства стали относиться к нему хуже, и теперь спрашивал себя, не жалеют ли они о своей поддержке инопланетянина, когда на него набросились скопом.

В следующие пять дней новостные агентства стали выражать еще большее недовольство «инопланетянином Гурджей» (фонетически эаский был менее гибок, чем марейн, а потому его имя часто искажалось). Малые игры с Рамом они закончили приблизительно с равным числом очков, потом Гурдже победил противника на Доске начал, едва не проиграв на одном из этапов, и лишь чуть-чуть уступил ему на Доске формы.

Новостные агентства тут же решили, что Гурдже — угроза для империи и общественного блага, и начали кампанию за высылку его из Эа. Они заявляли, что Гурдже общается телепатически с «Ограничивающим фактором» или роботом по имени Флер-Имсахо, что он использует всевозможные тошнотворные наркотики, которые хранит в пресловутом вертепе мерзостей на крыше Гранд-отеля, что (будто об этом только узнали) он может производить наркотики внутри организма (что было правдой), используя железы, удаленные у детей в результате жутких, бесчеловечных операций (что правдой не было). Эти наркотики якобы превращали его либо в суперкомпьютер, либо в секс-маньяка (по некоторым сообщениям — в того и другого одновременно).

Одно из агентств обнаружило принципы Гурдже, которые составил для него корабль и зарегистрировал в Бюро игр. Принципы эти клеймились бесчестными, неоткровенными и лицемерными — что вообще свойственно Культуре, — открывающими верный путь к анархии и революции. Тон агентств становился мягким и почтительным, когда они верноподданно просили императора «сделать что-нибудь» с Культурой и обвиняли Адмиралтейство в том, что оно уже несколько десятилетий знает о существовании этой шайки мерзких извращенцев и, судя по всему, не желает показать им, кто тут хозяин, — или просто уничтожить их раз и навсегда. Одно отважное агентство даже зашло дальше других и заявило, будто Адмиралтейство не знает в точности, где находится родная планета Культуры. Они возносили молитвы за то, чтобы Ло Весекиболд Рам раздавил этого инопланетянина Гурджей на Доске становления с такой же решительностью, с какой флот империи однажды избавит мир от насквозь прогнившей и социалистической Культуры. Они побуждали Рама прибегнуть к физической опции, если понадобится: пусть все узнают, что там внутри у этого слащавого инопланетянина (возможно, в буквальном смысле!).

— Это все серьезно? — спросил Гурдже, с улыбкой поворачиваясь от экрана к автономнику.

— Абсолютно серьезно.

Гурдже рассмеялся и покачал головой. Он подумал, что простой люд, видимо, глуп безмерно, если верит всей этой чепухе.

После четырех дней игры на Доске становления Гурдже был близок к победе. Он видел, как Рам взволнованно разговаривает со своими советниками, и предполагал, что верховник после дневной игры сдастся. Но Рам решил продолжать сопротивление. Они договорились пропустить вечерний сеанс и возобновить сражение наутро.

Под шелест большого шатра на теплом ветерке Флер-Имсахо присоединился у выхода к Гурдже. Пекил расчищал путь до машины сквозь толпу. Она состояла в основном из тех, кто просто хотел увидеть инопланетянина, хотя некоторые из них устроили шумную демонстрацию против Гурдже, и совсем немногие приветствовали его. Рам и его советники первыми покинули шатер.

— Кажется, я вижу в толпе Шохобохаума За, — сказал автономник, пока они ждали у выхода.

Свита Рама все еще шествовала в конце дорожки, расчищенной для них двумя шеренгами полицейских.

Гурдже бросил взгляд на машину, потом на полицейских, которые стояли в ряд, сцепив руки. Он все еще не отошел от напряжения игры, и кровь его была полна разнообразными химическими агентами. С ним такое случалось время от времени — все, что он видел вокруг, казалось ему частью игры: люди стояли группками наподобие фигур, словно готовясь снять с доски или загнать в угол соседа; рисунок на материале шатра напоминал простую разметку доски, а шесты, словно воткнутые в доску источники энергии, готовы были подпитать истощенную второстепенную фигуру или поддержать рывок в решающий момент; люди и полицейские стояли строем, который был похож на внезапно сомкнувшиеся фланги при кошмарном охватывающем маневре… Все это было игрой, все виделось ему в свете игры, переводилось в ее воинственные образы, на ее язык, оценивалось соответственно ее структуре, запечатленной в мозгу.