Игрок 1. Что с нами будет? - [22]

— А у вас есть кто-нибудь?

— Нет, никого. — Люк говорит правду, хотя и не уверен, что это верный ответ, если принять во внимание его виды на Рейчел. Когда человек одинок, это наводит на определенные мысли. Почему ты один? Наверное, что-то с тобой не так. Так что спасибо, я — пас. Одиноким мужчинам чуть проще, чем одиноким женщинам, но одиночество все равно настораживает. Люди боятся одиночества. Люк хорошо это знает. Прихожане не раз говорили ему об этом в доверительных беседах. Ему самому тоже бывает грустно и одиноко, но только когда он размышляет о времени и о безрадостной перспективе состариться в одиночку. Люк боится сближаться с людьми, боится подставить себя под удар, ведь неизвестно, как все обернется, а вдруг ему сделают больно? Он не хочет, чтобы ему было больно. Но он также знает, что с течением лет у тебя остается все меньше и меньше возможностей для сближения, и в какой-то момент их не останется ни одной. И после этого уже никто не сможет причинить тебе боль, никогда. В юности Люку казалось, что это огромное счастье. Но теперешнему, повзрослевшему Люку это кажется настоящей трагедией.

По телевизору идет все тот же сюжет о разрушенном зоопарке во Флориде. Там у них еще и наводнение. Когда-то Люк представлял себе время как реку, которая течет с неизменной скоростью, несмотря ни на что. Но теперь он уверен, что и у времени тоже бывают разливы и паводки. Время больше не постоянная величина. Двадцать тысяч долларов, распиханных по карманам, — и Люк чувствует себя жертвой наводнения.

— А у вас есть кто-нибудь? — интересуется он.

— Нет, — отвечает Рейчел. — Из-за множественных нарушений в островковой и поясной областях и в лобных долях коры головного мозга я не способна на то, что у нейротипичных людей вроде вас называется «отношениями». Мне комфортно в таких ситуациях, которые мне хорошо знакомы, и если это означает, что рядом должен находиться какой-нибудь человек, я восприму это нормально. Но я не страдаю без отношений и не ищу их специально. И у меня нет недостатка в общении. Мой блог о разведении лабораторных мышей постоянно читают 630 человек. Это не близкие мне люди, но их, наверное, можно назвать друзьями. Это и есть мое общество.

— Ну, надо же!

— Однако все еще может перемениться. Ежедневно в человеческом мозге зарождается около десяти тысяч новых клеток, но если их не использовать, они растворяются обратно.

— Так им и надо, — говорит Люк. — И чего же ты хочешь от жизни, Рейчел?

— Я хочу забеременеть от альфа-самца, чтобы доказать моему отцу, что я все-таки человек, а не какое-то чудовище или инопланетное существо.

Люк ошарашенно смотрит на Рейчел.

— Можно, я вам куплю еще выпить?

Рик возвращается за стойку. Люк наблюдает, как тот смешивает какой-то замысловатый коктейль, отпивает глоток — разве барменам так можно?! — потом выливает все в раковину, несется куда-то вглубь зала и возвращается через минуту, причем вид у него совершенно чумной. Кокаин? Амфетамины? «В конце концов, это же аэропортовский бар, — думает Люк. — Здесь, наверное, все потребляют». Аэропорт — вообще странное место, выпадающее из реальности. Промежуточный пункт, ничейная зона, пресловутое «нигде», досадный разрыв в дерзновенной мечте о бесстыковых трансконтинентальных перелетах. Аэропорт — это такое особое место, куда попадаешь сразу после смерти, до того как тебя переправят в следующий пункт назначения. Аэропорты — это застывшее «сейчас», кристаллизовавшееся в алюминий, бетон и плохое освещение.

Люк наблюдает за тем, как Рик заново смешивает коктейль и подает его Карен — а потом цены на нефть взлетают до 250 долларов за баррель. Ничего себе новость! Даже Рейчел не остается равнодушной. Она говорит Люку:

— Это значит, что заправить полный бак типичного североамериканского легкового седана будет стоить в районе трехсот долларов.

Люк вспоминает, как ехал в аэропорт, чтобы сесть на ближайший самолет к свободе. Там, дома, бензин на заправочных станциях стоил полтора доллара за литр. Они, наверное, теперь все закрыты? А потом в баре вдруг отключается электричество. Секунд через десять включается снова, но телевизор уже ничего не показывает. На экране — сплошные помехи.

Среди всех событий и коктейлей больше всего Люка тревожил его собственный сдвиг системы воззрений. Еще вчера он верил, что после смерти попадет в некое место под названием Вечность. А теперь впереди его ждало всего лишь какое-то ничтожное будущее. Вечность и будущее — это две разные вещи. Вечность — это все и ничто. А в будущем все идет так же, как и теперь: жизнь продолжается, но уже без тебя.

Люк больше не верит в вечность, и поэтому теперь у него есть только будущее. Быть может, на следующий день после его смерти кто-то закатит грандиозный праздник, но Люк уже не сможет туда пойти. А спустя год или два после того как его не станет, его старый район снесут до основания, а на его месте построят небоскребы, словно гигантские, устремленные в небо винтовки. Но Люк уже этого не увидит. Через два миллиона лет у белок, может быть, разовьются лобные доли мозга, и белки поработят мир. Кто знает, как оно все обернется? Люк уж точно этого не узнает, потому что он будет мертв и выйдет из всех известных потоков времени.