Игра в Тарот - [38]

Всё пространство Эйкумены потрясали всё новые и новые чудовищные удары. Болиды всё падали и падали превращая либеральный рай в море огня. Взрывные волны, гоня перед собой камни, пыль, огромные куски, словно срезанных холмов и вырванных скал, сметали мечущихся либеразавров, сбивали с лап, катили, бросали, рвали их некогда сильные и совершенные тела.

Всё потонуло в облаках пыли. Всё покрыла обжигающая неистовым ветром непроглядная мгла. Толик чувствовал, как по его боку забарабанили какие-то предметы, не то тушки мелких завров, не то вырванные взрывами камни и куски земли. Очередной порыв опрокинул его, и он провалился в густое и плотное месиво.

Он почувствовал, что неистовые порывы взрывной волны его тащат куда-то, и крутят, как жалкий осенний листок. Несколько раз он взлетал и падал. Наконец, не то, зацепившись за что-то, не то, свалившись в какую-то расщелину, он остановился. Его лишь трясло и било бешенными порывами, но он уже явно не двигался.

По нему что-то колотило. Видно он стал естественным препятствием для других завров гонимых бурей. В какой-то момент что-то так треснуло его по башке, что вспыхнула яркая вспышка, и он отключился.

Он видел только этот жгущий мозг свет.

Сколько это длилось, он не мог сказать. Может мгновение, может вечность. Наконец вспышка медленно погасла, и чувства вернулись к нему. Вернулись болью, всё убивающей болью. Всего его заполнило страданиями, от чудовищного холода, оттого, что все его члены изломаны, и как-то не удобно лежат, а так же что его жутко сдавило со всех сторон.

Ничего не было видно, так как его голова была присыпана чем-то. Толик попробовал подвигать конечностями. Ничего не получилось. Или они были все переломаны, или сильно завалены. Тогда он стал двигать головой. Было трудно, очень трудно, но делать короткие движения туда-сюда было можно. Толик медленно стал вращать и двигать своей черепушкой. Он чувствовал как что-то посыпалось по его щека, и голова немного сдвинулась вверх.

Так он и двигался потихоньку, благо шея не была перебита. Кроме сыпучего грунта, всё время что-то наваливалось ему на голову, иногда это было твёрдое, но чаще мягкое и склизкое, наверное, трупп очередного мелкого либероящера. Иногда он упирался в что-то твёрдое и тяжёлое, и ему приходилось долго и упорно двигать своим покатым лбом это туда-сюда, пока этот не то большой камень, не то труп крупного завра постепенно не отходил в сторону, освобождая дорогу. Дорогу не понятно куда. Толик мог лишь предполагать, что он движется вверх, по тому, как песок струился, как ему казалось, вниз по щекам и шее.

Так длилось долго, очень долго. Казалось, Толик прожил целую жизнь, судорожно пробиваясь к поверхности сквозь толщу этих отложений. Он двигал и двигал, тряс и тряс, вращал и вращал своим черепом, иногда надолго замирая от усталости или пронзительной, невыносимой боли в истёртой лобовой кости, но потом, чуть отдохнув и востановившись, он снова и снова, напрягая все свои силы, по миллиметру поднимался всё выше и выше.

Наконец что блеснуло. Ещё несколько судорожных движений и Толик вырвался на поверхность. Сначала его ослепило солнце. Он невольно зажмурился. Постепенно глаза привыкли к яркому свету, и он огляделся.

Он высовывался из заполненного почти до самых краёв трупами либераящеров огромного каньона. Толик попробовал вытянуть шею как можно больше, но не смог. То ли устал, то ли не хватало сил. Толик обнаружил, так же, что один глаз подбит. Он видел, но мутно, и было очень больно смотреть. Хотелось его держать закрытым. Толик изнеможенно опустил голову на тушки мёртвых либероящеров и, хлопая здоровым глазом, стал жадно смотреть на голубое небо.

Неожиданно на краю каньона появилось какое-то движение. Толик захрипел, что есть силы, и вылупил свой здоровый глаз. То, что он увидел, не порадовало его.

На краю каньона были люди. Они сбрасывали из огромных телег труппы либеразавров. Подъезжали всё новые и новые телеги. На некоторых из них были горы вырванных с корнями стеблей трансгенетической травы, бывшей в Либерастое основным продуктом питания. Толик удивился, зачем люди тратят столько сил, чтобы выкорчевать эти многолетние растения и выбросить их, ведь эта чудо-трава практически не требовала ухода, быстро росла и была очень питательной.

Толик так заинтересовался этим новым и непонятным для него зрелищем, что не заметил, как к нему подошли несколько мужчин с длинными острогами. Они окружили его и, стоя на безопасном расстояние, с удивлением разглядывали.

— Надо же живой, гад! Матёрый, рыжий. И от куда он только вылез, урод? — услышал Толик какую-то давно им забытую речь.

Это звучал какой-то архаический язык. Который Толик, кажется, знал ещё до наступления счастливых времён трансгенетической революции. Толик напрягал всё свою память, он понимал, что его судьба зависит от того, сможет ли он объясниться с этими дикими существами.

Он жадно вслушивался в их неторопливую беседу. Наконец до него стали доходить обрывки смысла. Толик возликовал. Он сможет с ними говорить! Говорить! А значит, сможет им объяснить какой он ценный экземпляр! Он расскажет им, о том какая прекрасная жизнь была в Либерастое до этой нелепой катастрофы. Объяснит им преимущества, которые имеют трансгенетические мутанты, а, главное, напоит их остатками мутагенных жидкостей, быть может, ещё оставшихся в его теле, погребённом под многометровыми залежами дохлых ящеров. Он обратит их в высшие и счастливые существа! Он вновь зажжёт свет либеральной утопии над этим миром! Он выполнит высшую миссию — создаст из праха новый Либерастой. Либерастой два! А сам он станет их богом, хозяином этого мира, единственным и неповторимым владыкой!