Игра в людей - [52]

Но я назвал гитару человеческим именем Игорь и отношусь к нему, как к другу по музыке. Стало быть, нет для меня другой Игры.

Для начала попробовал легким движением расшевелить тугие струны. Звук получился глухой и неуверенный. Я по очереди играл все песни что знаю: друг за другом столпились частушки с русским роком. Когда играл "Родину" Алисы, присоединились трое мимо проходивших солдат. Сыграли "дембельскую", потом "Солдата". Служивые похлопали по плечам, взгрустнули и пошли дальше. Минут десять я играл в одиночестве. Голубям неинтересно, они ждут семечек. Я их разогнал. Не то это внимание, которое мне надо. Я остро ощутил, насколько мне нужна публика. Для себя самого и одного аккорда не сыграю — лень.

— Мы с вами посидим? — Раздался за спиной игривый девчачий голос.

Две девочки обошли скамейку и встали передо мной руки за спину. Я окинул их беглым взглядом.

— Вы с пятого "Б"? — Серьезно спросил я.

Девчушки переглянулись, кивнули друг другу, что я совсем дурак. Одна сказала:

— Мы уже в девятом.

— Бухаете? — Спросил я.

— Нет… Нам родители не разрешают.

— Тогда садитесь. Что споем?

Они знали только хип-хоп. Когда я выпускался из школы, мы играли "что такое осень" и "город золотой". А эти… короткие юбочки в черно-белую шашечку, цветные чулки и кеды. Легкие курточки, распахнутые на груди как у дальнобойщика. У той, что с гордостью сказала про свой великий девятый класс не по возрасту развитая грудь, а футболка на два размера меньше чем надо.

Я пою, а они о чем-то перемигиваются. Пробовали подпевать, но с их неразвитыми голосами только в хоре инвалидов петь.

— А вы здесь живете? — Спросила та, которая назвалась Олесей. Мне вспомнилась смешная история: если тебе нравится девушка из параллельной гимназии, но она очень красивая и возникает смущение, то надо написать перед ее окном "Олеся — шмара". А когда ее самооценка понизится, можно смело подходить и знакомиться.

Я ответил, что да, живу рядом. На автомате спросил, не хотят ли они заглянуть.

— Только ненадолго… — тут же согласилась та, что с грудью.

Я удивился и решил их испугать:

— А у вас презервативы есть?

Школьница закусила губу, переглянулись с подружкой. Ножки неспокойно заерзали по скамейке.

— Мы думали, у вас есть.

Чтобы не испугаться самому, я взял трудный, как диагноз, аккорд. Что ж это получается?! Меня резануло предчувствие опасности, рана дала о себе знать. Я незаметно огляделся по сторонам. Мне показалось, что мужчина на лавке в ста метрах от нас, не читает газету, а скрывается за ней. Я сглотнул. — Нет, вы что. Я старый, использую для этого валенок. Он многоразовый, только постирать надо. — Попытался я отшутиться.

Звонкий смех огласил тихий дворик. Даже деревья склонили темные кроны, чтобы подслушать, что будет дальше. Дюймовочная Олеся сказала заигрывающе:

— Я хорошо сосу. Все ребята хвалят.

— В таком случае встретимся через пару годков.

— Еще никто не отказывался…

Девушки, не поворачивается язык назвать их девочками, поникли. Вечер для них не удался. Но, судя по разгорающимся глазам, они возьмут реванш. Та, у которой грудь уже выросла вместо мозга, достала мобильник. Даже в темноте разглядел розовые стразы и какого-то щеночка, не предусмотренного производителем. Она приложила телефон к уху и спросила в трубку:

— Что делать, если он не хочет нас? Ага…Хорошо.

Она положила телефон в карман курточки, даже с сумочками не ходят. Оглянулась по сторонам. Прислушавшись к дальним гудкам автомобилей, она положила руки на них кофточки. Зацепила подол и с силой потянула вверх.

— Ну как?

Ее подруга задумалась, но показывать свои прыщики явно постеснялась. Сосать, значит, может, а грудь показать — обломитесь, парни. Я собрал все мужество, чтобы смотреть ей в глаза. Парень, находящийся в комнате соблазнителя, неистовал. Я явственно слышал грохот штурмуемой двери и отчаянный скрип замка.

— Скажите тому, кто вас нанял, что я изменился.

Я подмигнул им, схватил гитару за шею и быстро пошел домой. Страх стал осязаемым: на коже липким слоем пота, в мышцах холодными скобами, которые сковали движения. На запястьях уже чувствуются тяжелые стальные наручники, тянущие в темень судебного разбирательства. Я ежеминутно тер друг об друга ладони, чтобы удостовериться — они свободны от внешнего закона. Когда страх отпускал сознание и безумный блеск моих глаз сменялся матовым лоском обреченности, я пытался изобразить нить, связавшую Константина и Арнольда Николаевича, совершенно очевидно, что они вместе подготовили это. С другой стороны, странно, потому что боссу я нужен в этом мире, а Константин отцепить вагон с моим именем от поезда жизни.

Я вздрогнул и оглянулся, мне показалось, что кто-то скребет в личинке дверного замка. Несколько минут я провел в напряжении, прислушиваясь; я сидел до тех пор, пока на лбу не выступил крупный пот, а в ушах не зазвенело. Едва я расслабился и глотнул воздуха, как на лестничной клетке этажом или двумя ниже раздались громкие мужские голоса. Их двое. Я бросился к двери, не понимая, что буду делать, если мои худшие ожидания оправдаются. Нет, все стихло: соседи снизу, наверно, вышли покурить, потушили окурки и вернулись в квартиру. Нелепая зависть овладела мной к этим двум мужчинам, вернувшимся к прерванному разговору и вечерним новостям. В новостях жестокость и насилие, но для них это на экране телевизора, а для меня здесь, в моей квартире, за моей спиной, в ощущениях развивающейся паранойи.