Игра в людей - [41]

— Твоя обувь чиста. — Заметил он.

Я прикусил язык. Действительно, на белых туфлях ни пылинки. Носить обувь это единственное, чему меня научил отец.

— Я тропку знаю хорошую. Но вдвоем там не пройти.

— А друг за дружкой?

— Господи, — взмолился я шутливо. — Что ж тебя туда так тянет? Или у тебя там гараж и ты хочешь показать свой новый мотоцикл?

В итоге мы пошли в небольшую рощицу возле чертовых гаражей: ни мне, ни ему. В темени вечера отчетливо зазвучит шоссе неподалеку. В церквушке возле пруда грохнул колокол. Я посмотрел на часы — ровно одиннадцать.

Я спросил:

— Так что у тебя с женщинами?

Сложилось впечатление, будто он чего-то ждет. Руки сунул в карманы, остановился. Я встал напротив него. Хорошо здесь: деревья, прохлада. Шум полностью поглощается разлапистыми кустами.

— Странно и горько и противно. Нет, не сами женщины, ты что. Попытайся понять: когда я мечтал о них, засыпал с мыслью о них, робел перед ними, только тогда они у меня были. А после твоего тренинга то одна, то другая, то сразу обе. И женщины пропали. Их заменили тела. Как на работе: я вижу не людей, а подчиненных.

Он стал величественен и бездвижен, как мраморная статуя. Я положил ладонь на его плечо. Он встал рядом. Вытащил правую руку, обнял за плечо меня. Мы уставились на дерево впереди. Не дай бог, подумал я, что он переметнулся на мужчин. Будет очень, очень нехорошо!

Он сказал сторону:

— А знаешь, кто во всем этом виноват?

— Кто?

Он повернулся ко мне, заглянул в глаза. Мне стало жутко.

— Ты.

Я увидел размытое движение от его кармана к моему животу. В тот же миг правый бок взорвался неизмеримой гаммой ощущений. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, от рук и ног. Она устремилась в правый бок, там стало горячо и влажно. Я хочу посмотреть вниз, но взгляд прикипел к Костиным глазам. В них всплыла жестокость и та дикая злоба, которая копится годами, а потом выплескивается и убивает жизнь.

— Сходни, Ларион. Пройдя твои занятие, я изменился. Но из-за этого у меня исчезли женщины. Я получил их, и они пропали! Ты разрушил мою жизнь, а я заберу твою. Надеюсь, ты согласен.

Мои ноги подкосились. Колени больно ударились о выступающие из земли корни. Во рту стало солоно и так же горячо. Я попытался закричать, но в горле забулькало. Костя оторвал от своего плеча мою руку, кинул ее. Рука безвольно повисла вдоль тела. Я стараюсь удержаться, но земля так и тянет. Мне в лицо дунул холод. Не такой, энергетический, внутренний. А какой-то теплый… холод. Мир утонул в сумерках. Константин склонился ко мне, выдернул железо из моего живота. Там стало горячее. Я силюсь сказать хоть что-нибудь, но губы отказались двигаться, силы покидают со скоростью пули. Мне стало обидно до слез.

— Будь добр, подыхай скорее.

Я почувствовал, как он что-то делает наверху. Вытирает нож… готовится ударить в шею…

Со стороны гаражей послышались шаги и мат. Константин напрягся. Я уже приготовился к удару в шею, как услышал противный звук блевотни. Шаги со стороны стихли, словно кто-то наконец нашел дерево, на которое можно опереться. Снова на землю полилась с характерным звуком рвотная масса.

— Эй! — Раздался крик совсем рядом. — Я по тебе случаем не попал? А то я когда струю пущу, то люблю, чтоб подальше захватило! — Шаги догрохотали до меня. В нос ударил кислющий запах, словно этот человек сутки напролет жрал старые щи. — А я тебя знаю! Ты с нами только что водку давил. Как тебя вставило с одной-то рюмашки, или ты больше выпил, я не помню уже… В таком виде и одна нормальная женщина тебя домой не пустит. Поднимайся, пошли, пивком отрезвимся.

Я болезненно улыбнулся. Челюсти свело. Я завалился набок, пытаясь раскинуть руки так, чтобы была видна рана. Чтобы понял, болван, что меня убивает не алкоголь, а металл.

Резкий запах прошиб мне ноздри до затылка. Меня ощупали неловкие руки. Виталя, если я правильно узнал его голос, отрезвел за секунду. Он выругался и сказал уже без пьяных ноток:

— Лежи, сейчас прибегу. — Он сжал мою ладонь в кулак и приложил к ране. — Держи крепко!

Не успеешь вернуться, слабо подумал я. Уже столько крови вытекло, что умру, даже если прямо сейчас приедут хирурги. Мои глаза ожгло сильнее, чем рану. В ушах стоит разговор с Константином. На остатках сознания понял, что он специально меня караулил, подальше от дома. Не первый день, может не первый месяц.

Во мне вскипела черная злость. Я стиснул зубы, застонал. На зубах почувствовалась крошка эмали, я впился в губу. Черт, как же больно! Теперь понимаю, что чувствуют больные, которых оперировали без наркоза. Я представил, что растительность вокруг так же, как люди, источает энергию вовне. Как эта энергия собирается надо мной, как капельница, и устремляется в мою рану, залечивая и заживляя. Для уселения эффекта надо было бы войти в одну из комнат, но я испугался, что проекция меня, которая там находится, окончательно возьмет надо мной власть.

Вокруг меня взорвались крики, матершина. Наверно я на минуту вырубился, потому что не слышал, как люди подошли. В ухе раздался голос:

— Отыми руку, сейчас водкой прополощем. Скорую уже вызывают.

— Не надо… скорую…