Игра - [41]

– Здесь? – спросил чужой мужской голос.

– Да, – ответил Марко. – Пусть спит, посмотрим, как будет завтра. Ночью нам все равно нам отсюда уже не выбраться. Может, к утру расчистят дорогу?

Не все было понятно из разговора Марко с тем другим человеком, но суть я поняла: тот другой не хотел оставаться на ночь. Зачем же он тогда приехал так поздно, да еще по такой погоде? Голоса отдалились.

Если учесть, что это мой дом и я его хозяйка, я должна была бы выйти и спросить, в чем дело. Но что-то удерживало меня. Не шелохнувшись, я просидела неизвестно как долго. Слышала, как скрипнула деревянная ступенька внизу в вестибюле, как хлопнула входная дверь. Осторожно ступая, я тихонько последовала за ними. И вдруг раздался громкий стук. Я даже присела от неожиданности. Тишина. Я спустилась еще на две ступеньки. И снова стук. И только тут до меня дошло, что это ударяется о перила большая пуговица повязанной у меня на бедрах кофты. Тьфу ты! Ну и напугала я сама себя. Хорошо, что никто не слышал. Я замерла, вслушиваясь в тишину. Все окна были закрыты ставнями. Я оглядывалась по сторонам, ища возможность хоть откуда-то выглянуть на улицу. На мое счастье, на верхней площадке лестницы, ведущей на чердак, было маленькое оконце, такое маленькое, что его не стали закрывать ставнями. Через него можно было видеть часть двора перед воротами и дорогу по ту сторону ограды до самого поворота в лес. Хорошее место для наблюдательного пункта выбрала я. Посмотрев в окошко, я увидела в свете фар два человека. Один из них был Марко. В дубленке с поднятым воротником он ежился от ветра. Второй, в длинном стеганом пальто, стоял к дому спиной. Он был без шапки, и ветер трепал его полудлинные темные волосы. Мужчина стоял прямо, не обращая внимания на сильные порывы ветра, от которых Марко съеживался, все больше и больше уходя с головой в поднятый ворот своего тулупчика. Второму же ветер был нипочем. Мне понравилось, как он стоял: свободно, расправив плечи, словно получал удовольствие от силы природы. Вдруг спина его слегка напряглась, и я инстинктивно отпрянула от окна. Нет, он не обернулся, хотя по тому, как он подтянулся, было видно, что он почувствовал на себе мой взгляд. Казалось, вот-вот повернет голову, но вместо этого он направился к машине. Следом за ним Марко. Сев по своим машинам, они уехали. Когда огоньки фар скрылись за елками, я спустилась вниз. Мне было интересно узнать, что они делали за домом. Не знаю, что я надеялась увидеть, поскольку разочаровалась, рассмотрев через притворенную дверь чулана стоявшие на полу ящики с питьевой водой и консервные банки. На полу отчетливо были видны мокрые отпечатки рифленой подошвы сапог Марко. Они направлялись в сторону полок с бутылками домашних соков и вин. Я даже обнаружила на пыльной полке след от руки. А два чистых круга на запылившейся полке выдавали место, откуда были взяты бутылки. На этикетках значились какие-то цифры, на дату не похожие и, видимо, понятные только для самого винодела. Прихватив с полки бутылку яблочного сока, я поспешила назад в дом. На лестнице я вдохнула в себя еще не успевший выветриться запах хороших духов и подумала, что Марко, несмотря на внешнюю элегантность, внутренне очень разный. И даже ершистый. Но красив мужик, до чего ж красив.

Стоило мне только подумать о Марко, как он вернулся. И опять не один.

Я снова поднялась к своему заветному окошку у чердачной двери: за воротами разворачивался восьмиместный джип, на котором впереди был установлен плуг для уборки снега. Вот для чего Марко взял с собой бутылки. Возможно, это было даже не вино, а ракия. Крепкие напитки, видимо, повсюду служат валютой. Я стояла в дверном проеме своей комнаты. И мне казалось, что меня не видно. Но входивший в расположенную этажом ниже гостиную комнату Марко довольно громко и, как мне показалось, не без ехидцы, сказал: – Лека нощ! Мне показалось, что я даже не дышала. Дверь за Марко закрылась. И мне стало стыдно, что я подглядывала. Но почему стыдно?

Глава 11. Светлозар зовет в деревню

Проснувшись рано и все еще находясь под впечатлением вчерашней находки, я вышла на галерею. Ветер усиливался. Ведерко с орешками для белки было опрокинуто. Выкинув остатки сушеных яблок и ореховую скорлупу, я сунула ведерко в щель между скамейкой и стеной, чтобы не унесло ветром. Белки нигде не было. Я даже слегка огорчилась: моя единственная собеседница пропала. Но, видимо, предупреждение о надвигающейся снежной буре, о которой я узнала в придорожном кафе, было получено ею по своим каналам, и теперь она искала место для укрытия. Снег уже падал не отвесно. Со стороны ущелья дул северо-западный ветер. Это хорошо. Если заметет, то перед домом и у ворот будет меньше работы, наивно полагала я.

Я была готова к тому, что мое представление о действительности может разрушиться, и страшилась наступления момента, когда пойму, что ошибалась. Возможно, потому раскрытие тайны и страшит больше, чем сама тайна. Возможно, что я ошибалась с самого начала всей этой истории. Я снова посмотрела на свой портрет, где я такая одухотворенная, даже, можно сказать, красивая в тот счастливый миг, который уловил фотограф. И мне начинает казаться, что такой счастливой я была всю жизнь. Хотя в ней было много горестей, но я умела всегда находить для себя множество хорошего, радовавшего душу и сердце, а порой и тело. Хотя мне больше нужны радости для души. Если честно, то мое сегодняшнее состояние полностью соответствовало тому, которое запечатлено на фотографии. И все-таки… кто же этот фотограф, поймавший на пленку не столь меня, сколько мою душу? И как я, так чувствующая даже скрытые камеры наблюдений, микрофоны, шарахающаяся даже от туристов с фотоаппаратами, чтобы, не дай бог, не оказаться заснятой, не заметила направленный на меня фотообъектив. Но факт налицо: вот она я, в полный рост, с душой нараспашку. Господи, как давно это было.