Игра престолов. Часть I - [11]

Она смутно помнила сира Уиллема, казавшегося ей огромным седым медведем, полуслепого, громкоголосого, выкрикивающего приказы с ложа. Слуги до ужаса боялись его, но с Дэни он всегда был ласков. Он называл ее крохотной принцессой, иногда своей госпожой, и его ладони были мягкими, как старая кожа. Впрочем, он никогда не покидал постели, запах хвори не оставлял его день и ночь – жаркий, влажный, болезненно сладкий. Так было, пока они жили в Браавосе, в большом доме с красной дверью. У Дэни там была собственная комната с лимонным деревом под окном. После того как сир Уиллем умер, слуги украли те небольшие деньги, которые оставались у них, и детей скоро выставили из большого дома. Дэни плакала, когда красная дверь навсегда закрылась за ними. После этого они скитались – из Браавоса в Мир, из Мира в Тирош, а потом в Квохор, Волантис и Лисс, не задерживаясь подолгу на одном месте. Брат твердил, что их преследуют нанятые узурпатором наемные убийцы, хотя Дэни так и не видела ни одного из них. Поначалу магистры, архонты и старейшины купцов с удовольствием принимали последних Таргариенов в свои дома и к столам, но годы шли, узурпатор продолжал восседать на Железном троне, и двери закрылись, заставив их жить скромнее. Им пришлось продать последние оставшиеся драгоценности, а теперь закончились и деньги, которые они выручили за корону матери. В переулках и питейных заведениях Пентоса ее брата звали королем-попрошайкой. Дэни не хотелось бы узнать, как они звали ее.

– Когда-нибудь мы все вернем, милая сестрица, – обещал ей Визерис. Иногда в эти моменты его руки начинали трястись. – Драгоценности и шелка, Драконий Камень и Королевскую Гавань, Железный трон и Семь Королевств, всё, что они отняли у нас, мы вернем обратно.

Визерис жил только ради этого дня, но все что хотела вернуть Дэйнерис – большой дом с красной дверью, лимонное дерево за ее окном, детство, которого она никогда не знала.

В дверь негромко постучали.

– Войдите, – сказала Дэни, отворачиваясь от окна. Вошли слуги Иллирио, поклонились и приступили к делу. Это были рабы, подаренные одним из многочисленных друзей магистра среди дотракийцев. В Вольном городе Пентосе рабства не существовало, но тем не менее… Старуха, невысокая и серая, как мышь, не проронила ни слова, зато девушка старалась за обеих. Светловолосая, синеглазая, лет шестнадцати, она была фавориткой Иллирио и трещала не умолкая.

Они наполнили ванну горячей водой, доставленной из кухни, и надушили благоуханными маслами. Девушка стянула грубую льняную рубаху через голову Дэни и помогла ей забраться в ванну. Вода обожгла, но Дэйнерис не дернулась и не вскрикнула: она любила тепло, дававшее ей ощущение чистоты. К тому же брат часто говорил ей: «Таргариенам не бывает жарко. Мы принадлежим к дому Дракона. Огонь растворен в нашей крови».

Сохраняя молчание, старуха вымыла ее длинные серебристые волосы и аккуратной, ласковой рукой распутала космы. Тем временем девушка терла спину и ноги Дэйнерис и говорила, как ей повезло:

– Дрого такой богатый, что даже его рабы носят золотые ошейники. В кхаласаре его ездит сотня тысяч мужчин, а дворец в Ваэс Дотрак располагает двумя сотнями комнат – в которые ведут двери из литого серебра.

И так далее, и тому подобное. Какой этот кхал красивый, какой он высокий и свирепый, бесстрашный в битве, не знающий промаха лучник; наездник, лучше которого еще не видывал мир. Дэйнерис молчала. Она всегда предполагала, что выйдет замуж за Визериса, когда встанет взрослой. Век за веком Таргариены выдавали сестру за брата – начиная с Эйгона Завоевателя, взявшего в жены собственных сестер. Визерис тысячу раз говорил ей, что следует хранить чистоту крови, ведь в их жилах течет кровь королей, золотая кровь древней Валирии, кровь Дракона. Как Драконы не спаривались с полевыми зверями, так и Таргариены не смешивали свою кровь с менее благородной кровью. И все же Визерис замыслил продать ее чужаку, варвару.

Когда она помылась, рабыни помогли ей вылезти из воды и вытерли досуха. Девушка расчесывала ей волосы до тех пор, пока они не засияли, как расплавленное серебро, а старуха надушила ее тело цветочными ароматами дотракийских равнин: по капле на каждое запястье, позади ушей, на кончики грудей и, наконец, последнее холодное прикосновение – к губам, что между ее ног. Они надели на Дэйнерис вуаль, которую прислал магистр Иллирио, а потом облачили в платье; сливовый шелк подчеркивал фиолетовый цвет ее глаз. Девушка надела на ноги Дэни золоченые сандалии, а старуха закрепила в волосах тиару и застегнула на руках золотые браслеты, украшенные аметистами. Последним было ожерелье – тяжелое золотое колье, украшенное старинными валирийскими символами.

– Настоящая принцесса, – выдохнула девушка, когда они закончили. Дэни поглядела на свое отражение в зеркале, которое Иллирио предусмотрительно ей прислал. «Принцесса», – подумала она, но вспомнила слова девушки о том, что кхал Дрого настолько богат, что даже рабы его носят золотые ошейники. Она ощутила внезапный холод, озноб, и гусиная кожа выступила на ее обнаженных руках.