Игра правил - [3]
Но недооценка ситуации волновала меня куда меньше, чем сама суть разговора с В. Я старался как-то отвлечься рассуждениями о недооценке, хотя и здесь всё время возвращался к сути разговора, пытаясь отыскать точку своего провала. Была ли моя позиция изначально ошибочна или я повёл её к пропасти с какого-то определенного момента диалога? Пытаясь разрешить возникшую дилемму, я обнаружил себя совершенно в другой позиции: под ногами у меня возник Гранд-канал! И по его водам я плыл то ли на гондоле, то ли на аутентичном лонгтейле тайского типа. В общем, я находился на какой-то деревянной лодке с одним веслом позади. А управляла диковинным транспортом моя одноклассница, которую я не видел уже много лет. В стремлении разобраться в происходящем я совсем выпустил из виду, что мои рассуждения увели меня от бессилия в сон, где мы зачем-то плыли с Оксаной по Венеции…
Глава II
Короли и пешки
Попытки солнца пробиться сквозь окно в мои закрытые глаза не имели успеха против толстого полотенца, служившего плотной занавеской. Но Серёгино мастерство укладки ламината с помощью дрели, молотка и болгарки было неумолимо.
— И почему мысль о короле, окружённом сильными фигурами, мне показалась настолько веским аргументом во вчерашнем разговоре? — копошился я в мыслях спросонья. — Ведь, по сути, это получается не дружба и не забота о других людях, а самая что ни на есть манипуляция. Создавать для самого себя сильные фигуры! С мыслью не о благе людей, а именно о своём собственном. О благе короля. По сути, создавать лакеев и обслугу своих интересов. Прагматический подход, о котором и говорил В. Отвратительно, — разочарованно подытожил я.
Неожиданно в голове возникло продолжение мысли, ещё сильнее разбивающее мою вчерашнюю логику:
— Ведь актуальность других пешек для короля имеет место только в том случае, если они одного с королём цвета. Чёрные пешки для белого короля — не перспектива усиления, а совсем даже наоборот. И если всё же допускать существование королей, то, во-первых, — все они разного цвета. А во-вторых, им не под силу понять не то что цвет окружающих пешек, а хотя бы цвет свой собственный. Да и возможно ли понять свой цвет, и существует ли он? Уместно вообще ли разделение королей среди людей на цвета? — Столько вопросов без ответов. Поэтому В ещё проявил сдержанность в натиске на мою несостоятельную позицию и не разделал меня вчера подчистую, озвучив всё только что мной понятое.
— А может быть, такое понимание ему вовсе недоступно? — вдруг ошарашило мою голову. — Может быть, ему недоступна углублённая конкретика моего заблуждения?
В голове возник странный диссонанс. С одной стороны, я в полной мере понял силу позиции оппонента и слабость своей. Но с другой стороны, я отыскал в себе способность развить позицию оппонента и получить более качественную модель возражения, чем была у него. Я как бы победил сам себя успешнее, чем победил меня оппонент. А значит, я отчасти победил и его? Во как! Такое завершение мне понравилось больше вчерашнего! И так как мочевой пузырь всё настойчивее отправлял меня в известное место, после которого нужно было идти умываться, делать упражнения на пресс и завтракать, я решил закончить утреннее структурирование мыслей уверенностью в победе и над самим собой, и над оппонентом. Появилась приятная точка, отчасти восстановившая раздавленное вчера самолюбие.
В нынешнем году я внезапно полюбил пшённую кашу, стойко ненавидимую всю сознательную жизнь. И немного подкрепившись кашей и бутербродом из чёрного хлеба со сливочным маслом и вкусным свежим сыром, я снова устремил мысли в блуждания по вчерашнему эпизоду:
— Это что получается? Получается, я отстаивал позицию созидания, выраженного взаимопомощью людей друг другу. Позицию сострадания и милосердия. Позицию любви различных форм. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», и всё такое. И я не смог удержать такую позицию? В самом деле? Что-то здесь точно было не так. Видимо, я зря полез в дебри аналогий с шахматами. Какие-то ферзи, пешки, короли. Зачем всё это, если речь о реальных людях? Видимо, романтика шахматной философии повела меня по ложному пути.
К слову, сыр и масло для поедаемого бутерброда были куплены Юмой вчера на базаре у женщины, много лет торгующей молочной продукцией со своего домашнего хозяйства. И она очень старается делать своё дело, исправно привозя из близлежащей деревни для постоянных клиентов всё действительно свежее и качественное. Ни разу не видел её, но дистанционно уважаю как большого профессионала своего дела.
— А может, не зря я полез в шахматную философию? — не унимался я. — Может быть, плоды произошедшего разговора дадут мне возможность убедиться в ошибочности моего нынешнего взгляда на общество людей? Ведь о какой взаимопомощи можно вести речь в условиях рыночной экономики и капитализма? А люди сами выбрали такой формат общества. Следовательно, они находятся на соответствующем уровне нравственного развития. На уровне, обусловленном грызнёй каждого с каждым. Своей агрессией, ненавистью и разрушением люди сами выбрали формат противостояния друг с другом, а совсем даже не любви и какого-то там «правильного общества», воспеваемого теоретиками.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
В книге рассматриваются жизненный путь и сочинения выдающегося английского материалиста XVII в. Томаса Гоббса.Автор знакомит с философской системой Гоббса и его социально-политическими взглядами, отмечает большой вклад мыслителя в критику религиозно-идеалистического мировоззрения.В приложении впервые на русском языке даются извлечения из произведения Гоббса «Бегемот».
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.