Игра на своем поле - [6]
– Сразу о деле, не хочу тебя задерживать, – закричал он, едва только Чарльз переступил порог. Старик был глуховат и тише говорить не умел. Когда он проводил занятия, две соседние аудитории приходилось оставлять пустыми. – Дай мальчику сыграть, Чарли. Не стой у него на дороге, послушайся меня.
– Видите ли, сэр… – Чарльз не нашел, что ответить на подобную прямолинейность.
– Плюнь на принципы, – грохотал Лестрейндж. – Мой тебе совет, сынок. Не как старший говорю – как товарищ товарищу. С какой стати ерепениться? Мальчишка бегает – загляденье, дай же мне на него посмотреть еще раз. Обожаю, когда он играет. И вообще, – громоподобный рык перешел в доверительный рокот. – Что у нас здесь, по-твоему? Высшее учебное заведение? Для этого сборища остолопов один хороший защитник – тоже педагогическое достижение. Дай парню сыграть. Какого черта?
– М-да, – уклончиво протянул Чарльз, поворачиваясь к двери. – Спасибо, Генри, я и сам бы рад.
– Не собираюсь оказывать на тебя давление, – загремело вслед за ним по вестибюлю. – Поступай как знаешь, я поддержу. Все же, конечно, хотелось бы поглядеть, как парень играет.
Этот вопль души, гулко раскатившийся по коридору, тронул Чарльза. Ему показалось, что Лестрейндж совершенно прав. «По крайней мере честный человек», – подумал он, входя в конференц-зал.
Помещение, где раз в неделю заседали преподаватели исторического отделения, всегда вызывало у Чарльза гнетущее чувство. Казалось бы, и потолок высокий и пропорции в общем приятные, но все не то. Тяжелая наследственность, как сказал бы врач. Темные панели, выше – обои, имитирующие соломенную плетенку, длинный потрескавшийся полированный стол в кольце стульев, наверху – призрачно-белая чаша люстры, свисающей на тяжелых цепях с беленого потолка, украшенного лепниной сложного геометрического рисунка. Все это казалось Чарльзу олицетворением многих черт этого учебного заведения. Претензия на аскетическую строгость, а в результате – убожество. Почти весь день из комнаты не уходило слепящее солнце, поэтому шторы были задернуты, и свет, пробиваясь сквозь них, желтовато-бурым туманом висел над тусклой гладью длинного стола. В полосе света плясали пылинки, чуть пахло чернилами, мелом и еще чем-то, быть может, потом людей, которые долгие часы изнывали здесь от нетерпения.
Студентка стояла возле окна и обернулась на звук его шагов. В полусвете ее трудно было разглядеть. Чарльз заметил только, что волосы у нее как будто очень светлые. Студентка курила; поперек стола шкурой убитого зверя распласталось коричневое меховое пальто.
– Мисс Сэйр?
– Лили Сэйр. – Она обошла вокруг стола и, как прежде Барбер, можно сказать, вынудила его пожать ей руку. Впрочем, справедливости ради следовало признать, что она миловиднее Барбера. У нее было тонкое, умное лицо, пожалуй, чуточку узковатое, бледное, с прозрачной кожей. Волосы в обдуманном беспорядке свободно и естественно лежали по плечам. На ней была простая синяя юбка – не брюки по крайней мере – и белая мужская рубашка с расстегнутым воротником. «Чистая», – отметил Чарльз. На шее – нитка жемчуга, завязанная небрежным узлом.
– Чем могу быть полезен, мисс Сэйр?
– Еще не знаю. Скорее всего, ничем. Скажите, вы человек без предрассудков?
– Как вы сказали?
– Без предрассудков. Honette homme ((франц.) – порядочный человек. Лили употребляет эти слова неточно), как говорят французы.
– Догадываюсь, – кротко заметил Чарльз.
– Да, говорят, – упрямо повторила она. – И не нужно делать вид, что вам смешно. Это серьезный вопрос.
– И выражен весьма учено.
– Я хочу сказать – похожи вы, например, на графа Моска из «Пармской обители»?
– Не думаю. Пожалуй, нет. Хотя я в последний раз читал эту книгу примерно в вашем возрасте и, возможно, с тех пор изменился к лучшему. Но если б я и был на него похож, мне едва ли полагалось бы в этом признаваться. Скажите-ка лучше попросту, что вам нужно. А уж в моей персоне разбираться будем после.
– Студент всегда в невыгодном положении, когда говорит с преподавателем. Преподаватели так привыкли, что только они правы. Я надеялась, что у нас с вами будет по-другому.
Она погасила сигарету о крышку стола, не спуская глаз с Чарльза, будто проверяя, как он примет эту маленькую вольность.
– Я хочу поговорить с вами на сугубо личную тему, – продолжала она. – В вашем контракте, очевидно, нет пункта, обязывающего выслушивать от студентов подобные вещи. – Это было сказано с завидным хладнокровием.
– Тем не менее я слушаю, – сказал Чарльз. – Вы собираетесь говорить о Рей-монде Бленте?
– Да. Не думайте только, пожалуйста, что я хочу оказать на вас давление…
– А этого вы и не можете, – резко бросил Чарльз. Он посмотрел на Лили Сэйр в упор, но она не отвела глаз. – И никто не может.
– Да, вероятно, – согласилась она после секунды молчания и добавила с улыбкой: – Но дело в том, что мой отец состоит здесь попечителем, а меня – возможно, не без оснований – иногда называют балованной папенькиной дочкой: Поэтому я хотела вам с самого начала сказать, что вы можете меня не слушать, если не хотите.
– Это честно с вашей стороны, – заметил Чарльз. – Значит, вы рассчитываете на мое любопытство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
Эта книга посвящена моему родному городу. Когда-то веселому, оживленному, в котором, казалось, царил вечный праздник. Ташкент — столица солнца и тепла. Именно тепло было главной особенностью Ташкента. Тепло человеческое. Тепло земли. Город, у которого было сердце. Тот город остался только в наших воспоминаниях. Очень хочется, чтобы нынешние жители и те, кто уехал, помнили наш Ташкент. Настоящий.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.