Игра колибри - [71]

– Никак не представляю, в смысле, ничего такого, просто обычные мысли, обычные мечты.

Она тем временем отставила баночку с медом и, мельком взглянув на меня, принялась втирать липкую субстанцию вокруг глаз.

– Чего хотят те, кто влюблен? Быть рядом, быть любимым… Ведь есть любовники, например, которые годами встречаются втайне от супругов, и такие связи длятся порою всю жизнь. Может, это и неплохо, может, эта связь не дает им сойти с ума и помогает строить жизнь уже в собственных семьях.

– Я думала, когда любят, то хотят счастья тем, кого любят, – заметила Алиса. – И как ты при этом смог бы смотреть в глаза моему мужу? Мы же будем здесь появляться, Адам. А вдруг я забеременею от тебя. Выходит, твоего ребенка будет воспитывать другой… Нет! Это что-то невероятное… Ты бы так смог?

Нет, я, конечно, желал Алисе счастья, но при этом нестерпимо хотел ею обладать во всех смыслах, целиком и полностью, и, как уже решил накануне, врать ей или умышленно говорить то, что она намеревалась услышать, не собирался.

Бриджид, моя милая Бриджид называла это ошибкой. Она искренне считала, что любовная игра, как ни крути, остается игрой, а в любой игре есть правила. Нельзя играть в хоккей по бейсбольным правилам, нельзя играть с женщиной по правилам мужской игры. Это всегда проигрыш, всегда разгром. Но тогда я об этом не думал.

– Да, смог… Но это слова, Алиса, – обреченно проговорил я, не зная истинной цены сказанного и его последствий. – Я бы мог тебе соврать о чистых чувствах, не запачканных сексуальным влечением к тебе, но это ложь, а тебе я врать не хочу. Я слишком давно обманываю и себя, и тебя, пряча собственные чувства на дальнюю полку и мечтая о тебе тайком от всех. Хотя одно твое слово – и я буду врать. Буду говорить то, что говорят обычно, если ты попросишь.

– Нет, Адам, мне приятно, что ты откровенен со мной, – сказала она тихо и спокойно, с оттенками удивительной безмятежности в голосе.

Я мысленно отругал себя за то, что не смог сказать вслух, что хочу ее, хочу обладать ею, хочу до сумасшествия, до дрожи в руках, но теперь нужно дождаться следующего подходящего момента. Я знал, чувствовал, что так будет верно!

– Надеюсь, и ты, – промолвил я, заранее зная ответ и понимая, что, скорее всего, это ложь.

Мы встретились глазами. Какое-то мгновение смотрели друг на друга не шевелясь, словно говорили без слов, и каждый в этот миг открывал перед собеседником свое истинное «я», обычно скрытое и запрятанное глубоко под маской. Наконец, она отвела глаза, сделав это плавно и явно осознанно, как бы боясь открыться мне полностью и выдать подлинный смысл подготовленной для меня фразы.

– Я с тобой откровенна, как и всегда, – тихо проговорила она, убирая волосы под повязку и массируя лоб пальцами. – Ты прости, но я пока не могу все это осознать, мы столько лет общаемся, а в последнее время дружим, что… Надо перестроиться, что ли…

Ее слова обнадеживали, и уныние, которое начинало зарождаться внутри меня, вновь улетучилось, сменившись той самой утренней радостью. Алиса тем временем закончила с лицом и, повернувшись вполоборота, подняла ноги на лежак и принялась натирать бедра растаявшим медом. Она совершенно забыла о моем присутствии, а я, жадно впившись взором во внутреннюю поверхность бедер и розоватую резинку трусиков, слегка сбитую набок и почти приоткрывающую заветную ложбинку, буквально пил ее взглядом, как освежающий сок в знойный день. Несколько черных волосков выбились из-под края резинки и прилипли к вспотевшей коже, и мне в тот момент казалось это самым возбуждающим, что когда-либо доводилось видеть Адаму Ласке.

– Ой, прости, – голос Алисы вырвал меня из мечтаний.

Она повернулась ко мне спиной, чтобы я не видел, как она наносит мед на внутреннюю поверхность бедер. Это выглядело довольно странно, будто некая игра в дозволенное и запретное…

– Да все нормально, – растерянно пробормотал я.

– Ну, я все же отвернусь. – Она игриво подмигнула через плечо, как бы говоря мне: «Пока нет, парень, пока что не для тебя этот вид…»

Вечер удался. Мы еще несколько раз заходили в сауну, но к теме «нас», как я мысленно стал называть все, что относилось к несуществующему будущему, где я и она были вместе, старались не возвращаться. Алиса улизнула домой, пока я наводил порядок, поблагодарив за чудесный вечер, и обещала еще заглянуть на чашечку чая, если дома будет по-прежнему напряженная обстановка.

С ощущением недосказанности, некой логической незаконченности начатого разговора я перебрался в дом и, разморенный после сауны, с приятной усталостью в ногах, завалился в постель. Мне успел привидеться сон: маленькая птичка, заснувшая на тонкой ветви, и крадущийся к ней кот, аккуратно переставляющий лапы по черной и влажной от дождя древесной коре. Капли стучали по листве, сливаясь в струйки, и стекали вниз, к еле различимой траве. «Стук-стук-стук…» Потом этот сон сменился погоней, где я преследовал разыскиваемого Октября и, как это часто случается во сне, никак не мог догнать, будто бежал в воде, которая тормозила меня и не давала двигаться быстрее. «Стук-стук!» Я не сразу понял, что стучат в дверь, и с трудом разлепил глаза. «Стук-стук».