Игра колибри - [103]

Неожиданно по улице разлетелся девичий смех, и, хотя краски остались прежними, я вдруг увидел ее, совсем еще юную, лет восьми, прыгающей на одной ноге по расчерченным на асфальте квадратам. На Алисе была воздушная белоснежная юбка, взлетающая в такт ее толчкам вверх и парашютом опускающаяся обратно. Футболка без рукавов открывала острые и худые детские плечи. Волосы вихрем взвивались вверх и веером кружили вокруг головы, то сваливаясь на глаза, то взметаясь назад.

Рядом стояли еще две девочки и хлопали в ладошки, напевая считалочку для Алисы. На их личиках тоже читалась неподдельная радость, и казалось, это самые счастливые дети во вселенной. Али была такая невинная и по-детски красивая, с раскатистым звонким смехом, разлетающимся по окрестностям. Ребенок, простой ребенок. Мне вдруг стало жаль эту малютку.

Жаль со всей той историей, что я теперь знал, жаль с тем самым пониманием, что мне никогда, наверное, не прижаться к той, уже взрослой Алисе… Я жалел ее, ребенка. Жалел, как жалеет отец, когда видит слезы своего чада. Моя любовь к взрослой Алисе и любовь к этой девочке вдруг разделились, как два потока горной реки, и я бросился в тот, где была только эта малютка, которая еще не знала, кем станет в будущем, не знала всех тех страстей и мужчин, а была просто здесь и сейчас, чтобы жить и смеяться.

На короткий миг я слился с ней, с этой малюткой, и улица вдруг заскакала передо мной, взмывая то вверх, то вниз. Смех теперь звучал несколько иначе, ведь я слышал его внутренним ухом, которое все воспринимает по-другому. «Как же здорово, как это все же восхитительно и легко получается!» Мысли Алисы были сейчас настолько воздушны и невесомы, настолько чисты в своей простоте. «А еще у меня будет заколка с колибри, папа обещал, как же это здорово!»

Я мысленно протянул руку к Виктору и увидел, что рука подчинилась и я сжимаю его плечо. Смех затих, сменившись шумом ветра и проезжающих где-то вдалеке машин, и я уронил голову на грудь Виктора, совсем обессилев. Через несколько минут, разбитый на сотни осколков, я рухнул на диван и тут же провалился в беспокойный сон. Ее сон.

Сложно объяснить, но во сне я все равно был Алисой и знал, что она, ее сознание внутри моего разума, понимает это. Она брела по уже знакомым островкам весело и уверенно, но с какой-то грациозной медлительностью. Ангелы на цепях бились над землей, а тянущие вниз цепи обрушивали то одного, то другого, и они начинали все заново. Она, в отличие от уже знакомого мне паренька, подходила к механизму, удерживающему цепи, и отпускала рычаг вниз. Ангел становился свободным от оков механизма, но цепи оставались на запястьях. Она шла дальше, а ангелы кричали ей вслед, умоляли ее вернуться и приковать их вновь, но она не оборачивалась. Тогда ангел, постояв у края провала, падал в пустоту и исчезал в ее черном чреве. Свобода в цепях тяготила больше, чем страх перед временем, страх ожидания свободы.

Сон был одним из тех, когда можно ощутить собственное тело. Такой часто бывает во время сильной простуды или в дороге, когда приходится спать в неудобной позе. Я пошевелил ногой, прислушиваясь к ощущениям. Вот обшивка дивана, шершавая и теплая. Я повернулся на спину и открыл глаза.

Комната осталась прежней. Солнце раскрасило пол пятнами света, пробивавшегося сквозь листву. Ощущение сна исчезло, сменившись абсолютным покоем и чувством некой защищенности. Приподнявшись на локте, я увидел, как Алиса что-то готовит у плиты, умело орудуя ножом и лопаткой с деревянной ручкой.

«Наконец-то», – пронеслось в голове. Устроившись чуть повыше, чтобы было удобнее смотреть на нее, я несколько минут наблюдал за ней. Комнату наполнил аромат теплой карамели и кокосовой стружки, и туда же вплетался запах какао.

Алиса заметила, что я проснулся, и, приветливо улыбнувшись, игриво приподняла мою рубашку, демонстрируя белые лучики трусиков на коже цвета молочного шоколада. «Давно не надевал эту рубашку», – возникла в голове мысль, и в следующий миг Алиса прильнула ко мне карамельными губами, горячими и сладкими. Руки сами обхватили ее талию и принялись сжимать, трогать, мять в каком-то слепом бреду, словно сон вот-вот закончится и Алиса растворится, как туман. «Сон!» – вспыхнуло в мозгу.

Не открывая глаз, я попробовал пошевелить ногой. Получилось. Ткань обшивки дивана, нагретая теплом моего тела, ремень, стягивающий обивку в районе лодыжек, и аромат кофе. Запах такой реальный, такой естественный, что сомнений в его реальности просто не могло быть. Я открыл глаза.

Перед лицом оказался загорелый плоский живот с пупком в виде аккуратной впадинки. Алиса стояла у дивана, нагая, с чашкой кофе в руке. От нее пахло карамелью с тонкими нотками корицы. Она молча протянула кофе и, присев на корточки, улыбнулась. По ее шее, огибая впадинку между ключицами, полз черный, с угольным глянцем на тонких щетинках, паук.

Я вновь оказался во сне и изо всех сил искал способ проснуться. Первое, что пришло в голову, – как можно сильнее сжать веки. Иногда это помогало покинуть плохой сон. В этот раз вышло несколько иначе. Когда я открыл глаза, то увидел, что вся гостиная превратилась в неглубокий бассейн с синей, почти черной водой. Было не совсем ясно, каким образом вода удерживается в комнате, но мысль об этом быстро вытеснилась страхом.