Игра кавалеров - [11]
— Естественно, знает. Он просил тебе кое-что передать.
Уна нахмурилась и сжала губы.
— Почему мне?
Госпожа Бойл засмеялась знакомым сердечным смехом.
— А тебе бы хотелось, чтобы я взяла вину на себя? «Уна О'Дуайер обманула меня, — сказал он. — Уна О'Дуайер уверяла, что Лаймонд и Филим О'Лайам-Роу — одно и то же лицо. Она утверждает, будто ввела меня в заблуждение невольно. Так пусть же, Бог мне судья, она теперь это докажет».
Наступило короткое молчание, затем Уна спросила:
— Как?
Улыбаясь, Тереза Бойл повернулась и широкой рукой наездницы шлепнула по органу. Раздался глухой металлический звон, от которого Уна вздрогнула.
— Тади Бой через две недели умрет.
— Значит, план остается в силе?
Овальное бледное лицо теперь ничего не выражало.
— План касательно твоего музыкального друга остается в силе. И если ты предупредишь мастера Баллаха, либо уведешь его, либо он сам избежит гибели, с твоей ли помощью или без нее, — знай, Уна О'Дуайер, что и ты пропала, и наше дело проиграно.
Широкие загорелые пальцы с обломанными ногтями распластались по клавиатуре. Уна посмотрела на них, поднялась и повернулась к двери.
— А что сейчас с нами происходит? — с горечью спросила она, открывая дверь навстречу яркой суете внешнего мира. — С нами и с нашим делом?
Глава 2
АМБУАЗ: ПРОИСХОДИТ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Если взрослый в здравом уме приводит лошадь к препятствию и происходит несчастный случай, то, сообразуясь с природой случая, штраф взимается с дееспособного взрослого.
На самом деле план по устранению Лаймонда был настолько дорогим, расточительным и причудливым, что никто не мог ни предугадать его, ни предупредить Фрэнсиса Кроуфорда, ни конечно же уберечь от опасности.
Он не рассказал брату всего, что знал, а Ричард не настаивал, поверив обещанию Лаймонда уехать через две недели. В Шотландии лорд Калтер слыл, и не без оснований, незаменимым помощником в беде. Он снял с усталых плеч Эрскина бремя охраны королевы и стал незаметно наблюдать за всеми передвижениями Лаймонда.
Об этом последнем Лаймонд не знал. Они встретились лишь однажды, накануне отъезда Ричарда в Амбуаз. Встреча была достаточно долгой, и перед уходом Лаймонд заметил:
— Можешь расслабиться, мой дорогой, больше никто не подливает эликсира в мой суп.
Он выглядел потрясающе легкомысленным, упоенным самим собою, словно бойцовая рыбка, атакующая зеркало. После этого они не виделись две недели.
То, что вдовствующую шотландскую королеву вместе с сыном, дочерью, слугами и всей шумной свитой удалось препроводить в Амбуаз, расценивалось королевой Франции и коннетаблем по нескольким убедительным причинам как несомненный успех.
Во-первых, это удаляло легкомысленную и распущенную Дженни Флеминг от королевской семьи, если и не вычеркивало совсем из сладострастных мечтаний короля. Екатерина бурно покровительствовала искусствам и больше ни о чем не думала.
Вторая причина была непосредственно связана с данным Джорджу Пэрису поручением привезти Кормака О'Коннора и с возросшим в Блуа беспокойством по поводу бесцеремонности некоторых дворян шотландской вдовствующей королевы. И, наконец, побеседовав с Ричардом Кроуфордом и найдя его неподкупным, честным и приятным человеком, Екатерина Медичи с радостью отпустила его в Амбуаз вместе с королевой и тайным соглядатаем. Анонимное сообщение всегда лучше расследовать, но присутствие лорда Калтера во Франции, казалось, не могло принести короне ни пользы, ни вреда — письмо, в котором настоятельно предлагалось его пригласить, было, несомненно, результатом личной недоброжелательности.
В этом королева Екатерина была, безусловно, права, как и в своем предположении, что инцидент исчерпан, хотя она едва ли знала почему. Исходя из своих соображений, вдовствующая королева предвосхитила предложение Лаймонда и пожаловала сэру Джорджу Дугласу то, что он хотел, — графство Мортон для его сына. Обрадованный сэр Джордж поблагодарил ее в подобающих выражениях, но не сделал новость общим достоянием, даже не сообщил о ней своим ближайшим родственникам во Франции, так как получал удовольствие, поощряя истерические выпады лорда д'Обиньи по поводу неблагодарных мира сего. Было забавно слушать, когда его милость начинал с горечью сравнивать воздаяние, какое принесла ему целая жизнь, наполненная преданностью искусству, и те знаки внимания, какие французский двор расточает Тади Бою Баллаху.
Сэр Джордж также отметил, что во все эти бурные недели празднеств, которые продолжались от Сретения до Масленицы — маскарады и балы, охоты и турниры, пирушки и карнавальные шествия, — била ключом веселая, грубая, сладострастная жизнь, подтачивая устои придворного этикета.
Прибыл видам Шартрский, еще не забывший побед, одержанных в Лондоне, где он провел полгода вместе с д'Энгиеном среди прочих номинальных заложников, которые должны были оставаться в Англии до тех пор, пока Франция окончательно не расплатится за Булонь. Д'Энгиен и д'Омаль провели там несколько месяцев, насладились празднествами и вернулись домой. Видам остался очаровывать молодого короля, соблазнять красивую жену маркиза Нортхэмптона, посещать свадьбы, давать банкеты, наезжать в Шотландию, когда захочет.
