Игра кавалеров - [109]

— Говорил ли я вам, — спохватился Лаймонд, помедлив на пути к выходу, — что та моя тетка однажды высидела-таки птенца?

Он замолчал, погрузившись в размышления, и медленно пошел к двери. Его милость лорда д'Обиньи, который пристально смотрел вслед удаляющемуся брату, Лаймонд одарил своей великолепной улыбкой.

— Кукушонка, — бросил он обыденным тоном и вышел вслед за Ленноксом.

В одежде с чужого плеча он доскакал с графом до города, так что их могли видеть вместе, а значит, избавление, как с иронией отметил Лаймонд, не пропадет втуне. На мгновение по выходе из шатра лорд Леннокс не сдержал ярости… но совладал с собой под насмешливым взглядом синих глаз, вспомнив о том, что делает. С тех пор он не проронил ни слова. За парком Лаймонд распрощался. Леннокс, сжав губы, поскакал назад к своей царственной жене. Судьба на этот раз сурово обошлась с Ленноксами.

Лаймонд же поспешил на запоздалую встречу с Робином Стюартом.

Филим О'Лайам-Роу видел, как он подъезжает; еще и раньше деревья расступались перед лошадью и смыкались за нею. Лаймонд ехал один.

Он явно не спешил, как отметил О'Лайам-Роу, — переоделся, умылся, возможно, заехал к Мишелю Эриссону и узнал, что О'Лайам-Роу еще не возвращался; расспросил, как добраться, и поехал по указанной дороге, прекрасно одетый, на великолепной лошади, уладив, несомненно, все свои дела. Как ему удалось вырваться из цепких рук разъяренного д'Обиньи, О'Лайам-Роу не представлял, да в данный момент и не очень-то этим интересовался.

Лаймонд увидел его, улыбнулся и, спешившись, зашагал по примятой траве.

— Привет. Тебе не нужно было ждать. Этот парень наверняка с унылым видом крадется по Шатобриану, бормоча угрозы. Признаться, — сказал Лаймонд, растягиваясь во весь рост на мягкой траве и перекатываясь лицом вниз, в зеленое сияние, — по горло сыт Стюартами.

Последовала пауза, затем О'Лайам-Роу мрачно сказал:

— Сдается мне, один или двое Стюартов имеют повод чувствовать то же по отношению к тебе.

Лаймонд закрыл глаза и какое-то время не открывал их, затем тяжелый, пристальный, полный синевы взгляд вонзился в О'Лайам-Роу.

— В чем дело?

О'Лайам-Роу стоял на маленькой прогалине неподвижно и твердо, сердце его билось, как молот о наковальню, и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Он кивнул в сторону пустых, блестящих окон хижины и сказал:

— Робин Стюарт там.

Лаймонд столь стремительно вскочил, что О'Лайам-Роу не заметил, как это произошло. Он только увидел, что Лаймонд бежит по траве так же быстро, как уже бежал сегодня от тюрьмы к озеру. У закрытой двери он резко остановился и молча оперся о косяк. Он поднял было руку, чтобы постучать, но вместо этого нажал на ручку медленно и осторожно, словно то было живое существо, которое можно нечаянно раздавить. Так Фрэнсис Кроуфорд открыл дверь в хижину Стюарта и вошел внутрь.

На столе побывали мыши. Сыр и зачерствевший хлеб были объедены, выскобленный стол загажен мышиным пометом и усыпан крошками. Огонь в очаге погас. Но все прочее в комнате было такое, каким оставил его Робин Стюарт: починенный стул, чистый пол, аккуратно сложенная сумка и сверкающая шпага — следы размышлений, решимости и мучительных усилий.

«Как джентльмен джентльмену, — гласила аккуратно написанная записка, которую О'Лайам-Роу собрал из кусочков во время тоскливого ожидания, — я приношу извинения и прошу разделить со мной трапезу».

Он лежал перед очагом, творец всего этого: чисто вымытые руки праздно покоились на полу, кинжал валялся рядом, и кровь запеклась на острие. Неуклюже распростершееся тело, костлявое, неловкое, принадлежало, несомненно, Робину Стюарту, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Но от блестящих волос, так старательно подстриженных, до плотно обтягивающих ногу рейтуз и начищенных сапог то было подобие Лаймонда — и в последней яростной попытке бросить вызов судьбе, и даже в том, что поражение свое он скрыл от всех.

О'Лайам-Роу успел заметить все это в те два часа, пока ждал. Теперь он тяжело сел и с неистовым чувством, близким к удовольствию, наблюдал, как Фрэнсис Кроуфорд проходит в дверь.

Mora sine morte, finis sine fine [50]… Сквозь птичье пение на ветвях чуть слышно пронесся звон колоколов, зовущих к вечерне, и замер. Из хижины не доносилось ни шороха. Что он там делает?

В Шатобриане, наверное, уже проходит заседание. Вскоре оно закончится, и все заметят отсутствие Лаймонда, героя дня.

Так что же он там делает?.. Какие бы чувства он ни испытал: презрение, гнев, желание защититься — все равно должен повернуться, выйти и излить эти чувства. Но он все не выходил.

Пыл О'Лайам-Роу прошел, сердце сжалось и подступило к горлу, руки похолодели. Он встал и вошел в хижину.

Ничего не изменилось. Стюарт лежал мертвым там, где упал: человек, которого он ждал, не мог его воскресить. Старательно накрытый стол был тот же самый и сумка та же. Затем он увидел Лаймонда в дальнем углу у окна: руки его сжимали подоконник, на лице, чуть повернутом в сторону, не отражалось ни гнева, ни сожаления. Он стоял, глядя вниз на сцепленные пальцы, и можно было бы предположить, что человек просто обдумывает докучную проблему если бы не кровь Стюарта на его рубашке и изжелта-белые суставы на холодном беленом выступе. Он не двинулся, хотя, безусловно, заметил присутствие О'Лайам-Роу. Принц Барроу, внезапно потеряв ориентир, заколебался, почувствовав, что легким и сердцу тесно в его холеном теле.