Игра и Реальность - [47]
Здесь все зависит от методов фиксации, записи того, что происходит. Нет сомнений в том, как много утрачено информации о ранних цивилизациях, но мифы, которые являются продуктом устной традиции, можно сказать, стали культурными «котлами», резервами, вместившими шесть тысяч лет человеческой культуры. История, идущая сквозь миф, продолжается и в наши дни, несмотря на все старания историков быть объективными (каковыми они никогда не станут, хотя должны пытаться).
Похоже, я достаточно сказал о том, что я знаю и чего не знаю относительно значения слова «культура». Меня интересует, в качестве второстепенной проблемы, тот факт, что в любом культурном пространстве невозможно быть оригинальным, творческим человеком вне опоры на традицию. И наоборот, никого из тех, кто внес свой вклад в культуру, никогда не цитируют без кавычек, а плагиат считается непростительным. Взаимосвязанность оригинальности и традиционности как основа искусности, мастерства, мне кажется, еще один, и очень сильный, пример взаимосвязи между сепарацией и единением.
Я вынужден уделить еще некоторое время рассмотрению данного вопроса с точки зрения раннего опыта ребенка, когда только-только возникают его способности и который онтогенетически возможен благодаря исключительной чувствительности матери к потребностям ребенка, основанной на ее идентификации с ребенком. (Я имею в виду стадии развития, предшествующие овладению ребенком психическими механизмами, которые затем он сможет применить для организации комплексных защитных реакций. Повторяю: ребенок должен преодолеть некоторое расстояние, отойти от самых ранних переживаний, для того чтобы его взросление не было поверхностным.)
Эта теория не влияет на наши убеждения по поводу этиологии психоневроза и лечения таких пациентов, также она не противоречит структурной теории Фрейда (Эго, Ид, Супер-Эго). На что она действительно влияет — так это на наш подход к вопросу: что же такое жизнь? Вы можете вылечить пациента, не понимания при этом, что именно заставляет его или ее жить дальше. Нам сейчас в первую очередь важно открыто признать, что отсутствие психоневроза — возможно, здоровье, но это не есть жизнь. Пациенты-психотики, которые все время балансируют между жизнью и не-жизнью заставляют нас увидеть эту проблему, которая на самом деле относится не к психоневротикам, а ко всем человеческим существам. Я считаю, что эти, в общем-то сходные явления, жизнь и смерть, являются нашим шизоидным пациентам и пациентам с пограничными расстройствами через культурный опыт. Это те переживания, связанные с культурой, которые обеспечивают продолжение и непрерывность рода человеческого, что выходит за пределы существования отдельной личности. Я заявляю, что культурные переживания являются непосредственным продолжением игры, игрой для тех, кто до сих пор не умеет это делать.
Итак, я заявляю следующее:
1. Культурный опыт локализуется в потенциальном пространстве между индивидом и социальным окружением (исходно это объект). То же самое можно сказать и об игре. Культурный опыт возникает там, где в жизни есть творчество, которое впервые проявляется в игре.
2. Применение этого пространства каждым человеком определяется теми его переживаниями, опытом жизни, которые имеют место на ранних этапах существования индивида.
3. С самого начала максимальная интенсивность переживаний младенца сосредоточена в потенциальном пространстве между субъективным объектом и объектом, воспринимаемым объективно, между продолжением «Я» и «не-Я». В этом потенциальном пространстве взаимодействуют два типа состояний: «нет ничего, кроме меня» и «есть объекты и явления за пределами моего всемогущества и неограниченного контроля».
4. У каждого ребенка здесь есть любимые и ненавистные переживания. Зависимость при этом максимальна. И это потенциальное пространство открывается только чувством доверия со стороны ребенка, доверия, связанного с надежностью материнской фигуры или элементов окружения, доверия, которое служит доказательством интроецированной надежности.
5. Чтобы исследовать игру, а затем жизнь индивида, связанную с культурой, необходимо рассмотреть судьбу этого промежуточного пространства, которое разделяет ребенка и материнскую фигуру (а она, как любой человек, может ошибаться), которая любит, а значит, в высшей степени адаптивна.
Это будет вполне ясно, что если считать данную зону частью структуры «Я», то эта часть не относится к «физическому Я», и то, на чем она зиждется, — не паттерны телесного функционирования, а переживания, связанные с телом. Эти переживания относятся к объектным отношениям не-оргаистического типа, или к так называемой связанности Эго, когда непрерывность уступает место близости.
В свете заявленных положений ясна необходимость изучения судьбы этого потенциального пространства, которое должно (но может и не) занять свое место как жизненно важная область в психической жизни развивающейся личности.
Что происходит, когда мать, находясь в позиции абсолютной адаптированности, начнет постепенно уменьшать это подстраивание к потребностям ребенка? Вот здесь-то и проявляется проблема. И проблему эту нужно изучать, потому что она затрагивает технику нашей работы с пациентами, которые регрессивны в плане зависимости. Среднестатистический хороший вариант развития на этом этапе (который начинается очень рано и повторяется вновь и вновь) — когда ребенок переживает интенсивное, порой даже мучительное удовольствие, связанное с игрой, которая разворачивается в его воображении. Там нет установленных правил игры, творчество — во всем, и хотя игра является одной из сторон объектных отношений, все, что происходит, случается именно с самим ребенком. Все физические явления в воображении преобразуются и наделяются качеством уникальности. Не правда ли, это можно обозначить словами «яркий», «интенсивный», «значимый», которые ранее мы применяли при описании переходного объекта?
