Игра и Реальность - [27]
Вполне возможно, что эти вещи находят свое отражение в двух типах сна, которые иногда обозначают как обычный сон и парадоксальный сон (быстрые движения глаз).
Чтобы дальше развивать предмет нашего обсуждения, мне понадобится сослаться на следующую последовательность событий:
а) релаксация (снятие напряжения) при условии, что есть доверие, основанное на опыте;
б) творческая, физическая и умственная активность, выраженная в игре;
в) суммирование этих переживаний — основа чувства самости.
Это суммирование или отражение зависит от того, приходит ли индивиду обратно сообщение со стороны терапевта (или друга), которому он доверяет, и который принял его (косвенное) сообщение. В этих высокоспециализированных условиях индивид может вступать в партнерские отношения и существовать как отдельная единица, не как нагромождение защит, а как переживание «Я ЕСТЬ, я живу, я — это я» (Winnicott, 1962). Это позиция, которая наделяет креативностью все и вся.
Сейчас я хочу подключить записи работы с женщиной, которая проходит у меня терапию и которая, как это обычно происходит, приходит один раз в неделю. До обращения ко мне она проходила длительное лечение — на протяжении шести лег пять раз в неделю. Эта женщина решила, что ей нужны занятия неограниченные по времени, но на это я мог пойти лишь раз в неделю. Довольно скоро мы сошлись на трехчасовой сессии, которая позже сократилась до двух часов.
Когда я представлю описание сессии надлежащим образом, читатель заметит, что я могу довольно долго воздерживаться от интерпретаций, а часто вообще не произношу ни звука. Это жесткое ограничение дало свои результаты. Я делал заметки, это помогает, когда встречи происходят раз в неделю, и обнаружил, что в данном случае это не разрушает работу. Также я часто записывал интерпретации, не произнося их, разгружая таким образом свой ум. Награда за сокрытие интерпретации — в том, что пациент сам приходит к этой интерпретации, но, может быть, на час-два позже.
Мое описание равносильно призыву к каждому терапевту — будьте внимательны к способности пациента играть, то есть проявлять творчество в аналитической работе. Терапевт, который слишком много знает, может с легкостью украсть креативность пациента. На самом деле, конечно, если терапевт знает многое, он может скрыть это или, во всяком случае, воздержаться от рекламирования собственных познаний.
Давайте я попытаюсь передать это чувство: работа с этим пациентом — на что это похоже, что это такое вообще. Но я прошу читателя проявить терпение, большее, чем понадобилось тогда мне самому.
Сначала некоторые детали из жизни и мероприятия чисто утилитарные, бытовые: сон, который нарушается, когда она нервничает; книжки, чтобы уснуть, одна добрая и одна страшная; она устала, но очень возбуждена, нервничает, и не может успокоиться; частое сердцебиение, прямо как сейчас. Далее некоторые трудности с пищей: «Я хочу, чтобы я могла поесть как только почувствую голод». (Кажется, что пища и книги приравнены друг другу в этом бессвязном речевом потоке).
«Когда вы звонили, я надеюсь, вы знали, что я слишком высокого роста» (с ликованием).
Я сказал: «Да, полагаю, я знал».
Описание фазы в некоторой степени ложного улучшения.
«Но я знала, что не права».
«Все выглядит так оптимистично, до тех пор пока я не начинаю осознавать ситуацию…»
«Депрессия и чувство разрушения и смерти — это мое, это не уходит, даже когда мне очень весело».
(Прошло полчаса. Пациентка то садилась в кресло, то устраивалась на полу или расхаживала по комнате.)
Длинное и неторопливое описание положительного и отрицательного в ее прогулке.
«Я не выгляжу способной БЫТЬ — не я смотрю на самом деле — есть экран — это как смотреть через очки — нет воображения в том, как ты смотришь. То, что младенец сам выдумывает материнскую грудь, — это только теория? Когда я прежде проходила терапию, однажды, когда я возвращалась домой после сессии, прямо надо мной летел в небе самолет. На следующий день я рассказала своему аналитику, что внезапно вообразила
