Игра ангела - [18]
Отбросив сантименты, я старался встречаться с шефами как можно меньше. Отношения у нас сложились чисто деловые, и ни одна из сторон не горела желанием изменить устоявшийся порядок вещей. Я был полон решимости использовать на полную катушку подвернувшийся шанс и трудился на совесть. Я стремился доказать Видалю и самому себе, что в поте лица заработал право на его помощь и доверие. Как только у меня появились свободные деньги, я решил распрощаться с пансионом доньи Кармен и поискать более удобное пристанище. Я уже давно положил глаз на солидный дом монументальной архитектуры под номером тридцать на улице Флассадерс, в нескольких шагах от бульвара Борн. Много лет я проходил мимо этого дома, когда направлялся в издательство или возвращался в пансион с работы. Особняк венчала массивная башня, выраставшая из фасада, украшенного резными каменными рельефами и горгульями. Год за годом он стоял запертый, на воротах висели цепи и замки, изъеденные ржавчиной. Несмотря на мрачный и претенциозный вид строения, а возможно, именно по этой причине, идея поселиться в доме с башней пробуждала во мне вихрь смелых фантазий. В иных обстоятельствах я охотно согласился бы, что такой дом намного превышает возможности моего скудного бюджета. Но он слишком долго оставался заброшенным и забытым, будто над ним тяготело проклятие, поэтому я тешил себя надеждой, что владельцы примут мое скромное предложение, раз других претендентов не нашлось.
Поспрашивав в округе, я выяснил, что в доме никто не живет уже очень давно и данная собственность находится в ведении агента по недвижимости по имени Висенс Клаве. Его контора располагалась на улице Комерсио напротив рынка. Клаве оказался сеньором старой закалки и предпочитал одеваться в стиле алькальдов и отцов отечества, скульптурные изображения которых красовались у входов в парк Сьюдадела. Стоило немного ослабить бдительность, как он пускался в рассуждения, забираясь в такие дебри риторики, что хоть святых выноси.
— Значит, вы писатель. А знаете, я мог бы порассказать вам столько историй, что вам хватило бы их на добрый десяток книг.
— Не сомневаюсь. Почему бы не начать с истории дома номер тридцать по улице Флассадерс?
Лицо Клаве обрело сходство с греческой маской.
— Дом с башней?
— Он самый.
— Поверьте, юноша, вы не захотите там жить.
— Почему же?
Клаве понизил голос и шепотом, словно боялся, что у стен есть уши, вынес вердикт похоронным тоном:
— Дом приносит несчастье. Я был в нем, когда мы приходили с нотариусом опечатывать его, и клянусь, в старой части кладбища Монтжуик намного веселее. С тех пор дом пустует. Это место хранит скверные воспоминания. Никто не хочет туда ехать.
— Те воспоминания не могут быть хуже моих, и, уверен, они помогут снизить цену, которую за него запрашивают.
— Бывают иногда счета, которых не оплатишь деньгами.
— Можно взглянуть на дом?
Впервые я переступил порог дома с башней мартовским утром в компании управляющего, его секретаря и финансового инспектора из банка, выступавшего на правах собственника. Похоже, особняк на много лет глубоко увяз в тенетах юридической тяжбы, пока наконец не был передан банку в качестве долга по кредитному обязательству последнего владельца. Если Клаве не лгал, лет двадцать ни одна живая душа не переступала порога этого дома.
Годы спустя, прочитав хроники открытия египетских пирамид с красочными рассказами британских ученых о том, как они углублялись во тьму тысячелетних погребений с запутанными лабиринтами и наложенными проклятиями, я поневоле вспомнил свое первое посещение дома с башней на улице Флассадерс. Секретарь заранее запасся масляным фонарем, поскольку электричество в дом провести никто не удосужился. Инспектор принес набор из пятнадцати ключей, чтобы отпереть больше дюжины замков, надежно скреплявших цепи. Когда открыли портал, из дома пахнуло склепом — тленом и сыростью. Инспектор закашлялся, а управляющий, сохранявший на лице выражение крайнего скепсиса и неодобрения, прижал к губам носовой платок.
— Вы первый, — пригласил он.
Вестибюль представлял собой нечто вроде внутреннего дворика на манер старинных дворцов в наших краях, вымощенный широкими плитами и с каменной парадной лестницей, ведущей к главному входу в жилище. Стеклянная крыша, сплошь заплеванная голубями и чайками, тускло поблескивала над головой.
— Крыс нет, — сообщил я, очутившись в здании.
— Кое-кому не помешала бы толика хорошего вкуса и здравого смысла, — пробормотал управляющий за моей спиной.
Мы взошли по ступеням на лестничную площадку жилого этажа, где банковскому инспектору потребовалось минут десять, чтобы подобрать ключ к замку. Механизм подался с жалобным стоном, прозвучавшим для меня как приветствие. Дверь отворилась, и за ней открылся бесконечно длинный коридор, где клочьями висела паутина, колыхавшаяся в темноте.
— Боже мой, — прошептал управляющий.
