Игольное ушко - [90]

– Чрезвычайно эффективен, – продолжил Черчилль. – Противник теряется в догадках, он в замешательстве. В Берлине ломают головы, однако все их догадки полностью неверны. И вот сейчас, – премьер сделал паузу, – сейчас, несмотря на огромную проделанную работу… – Он взял со стола еще один документ, стал читать выдержку вслух. – Наши шансы укрепиться на побережье, особенно после сосредоточения там немецких танковых дивизий, довольно проблематичны и составляют всего пятьдесят процентов.

Черчилль отложил сигару, понизил голос.

– Я просто хочу, чтобы вы и ваши люди до конца поняли. Четырех лет с начала войны стоило странам Британского содружества, Штатам, всем, кто остался на Западе верен идеалам демократии, чтобы добиться этих несчастных пятидесяти процентов. Если агент доберется до Берлина, мы можем потерять даже это. Мы можем потерять вообще все.

Какое-то время он пристально смотрел на Годлимана, затем снова взял ручку холеными пальцами.

– Мне не нужны ваши рассуждения, профессор. Мне нужен Игла.

Он опустил голову, начал что-то писать. Годлиман встал и тихо вышел из комнаты.

27

Сигаретный табак горит при температуре 800 градусов по Цельсию. Однако огонек в сигарете обычно укутан слоем пепла. Чтобы вызвать ожог, сигарету надо прижать к коже по меньшей мере на секунду; если она только скользнет по телу, ничего серьезного не случится. Это относится и к глазам тоже. Необходимо помнить, что моргание – моментальная непроизвольная реакция человеческого организма. Только непрофессионалы бросают сигареты, а Дэвид Роуз как раз был таковым – невезучим, жаждущим настоящего дела дилетантом. С профессионалами подобные люди не идут ни в какое сравнение.

Фабер проигнорировал брошенную ему в лицо сигарету. Он оказался прав, ибо она скользнула по лбу и упала на металлический пол машины. Он тут же сделал движение в сторону ружья и здесь совершил ошибку. Уже через секунду он понял, что нужно было выхватить стилет, заколоть противника: Дэвид мог, правда, выстрелить, но ему еще не приходилось наставлять оружие на человека, тем более убивать, так что он наверняка какое-то мгновение промедлил бы, и Фабер успел бы вонзить нож. Генрих решил, что в досадном промахе виноват только сам, нечего было расслабляться на острове. Ладно, это его последняя ошибка.

Дэвид обеими руками уцепился за дробовик – левая рука на стволе, правая держит цевье. Он уже дюймов на шесть стащил ружье с полки, когда Фабер схватил рукой дуло. Дэвид дернул оружие на себя, но Фабер держал крепко. На мгновение ружье уперлось дулом в лобовое стекло.

Генрих считал себя сильным мужчиной, однако Дэвид оказался на редкость достойным противником. Плечи, руки, кисти крутили колеса инвалидного кресла вот уже четыре года, за это время мускулы приобрели необычную силу. К тому же он держал дробовик обеими руками, а Фабер только одной, да еще под углом. Дэвид рванул во второй раз, более настойчиво, и сумел полностью завладеть оружием.

В это мгновение, когда ружье было направлено ему в живот, а палец Дэвида лежал на спусковом крючке, Фабер реально почувствовал себя рядом со смертью.

Он резко подпрыгнул вверх, будто катапультируясь из самолетного кресла. Голова ударилась о натянутый сверху брезент, одновременно раздался выстрел, от которого заложило в ушах, закололо в висках. Боковое окно разлетелось вдребезги на тысячи мельчайших кусков, в опустевшую раму тут же влетел ветер… Фабер чуть развернулся в воздухе и упал вниз, но не на свое сиденье, он плюхнулся прямо на Дэвида, схватил его за горло обеими руками, с силой сжал пальцы.

Дэвид попытался сунуть дробовик врагу в живот, чтобы выстрелить из другого ствола, но ружье было слишком длинным. Фабер заглянул Дэвиду в глаза и с ужасом увидел там… веселье, радость – мужчина без ног, летчик, получил наконец шанс драться за свою страну. Хотя уже через несколько десятков секунд выражение его лица изменилось, ибо англичанин стал ощущать нехватку кислорода, задыхаться.

Дэвид отпустил ставшее бесполезным ружье, поставил руки ладонями вверх и одновременно с боков ударил противника по ребрам.

От боли у Фабера исказилось лицо, но он не убирал пальцы с горла, зная, что сможет выдерживать удары дольше, чем Дэвид сохранит дыхание.

Видно, та же самая мысль пришла и Дэвиду, потому что он просунул руки между их телами и с силой оттолкнул Фабера. Затем, воспользовавшись тем, что расстояние между ними чуть увеличилось, он дотянулся до кистей на своем горле, стал разжимать пальцы. Убедившись, что времени почти не осталось, он сильно ударил Фабера кулаком в лицо – удар пришелся по скуле, глаза моментально заслезились.

Фабер несколько раз резко толкнул англичанина телом, но Дэвид продолжал бить по лицу. Конечно, расстояние было слишком незначительным, чтобы удары оказались действительно эффективными, но, так или иначе, сила и энергия Дэвида начали оказывать свое действие.

Почти восхищаясь противником, с которым имел дело, Фабер осознал, что Дэвид очень удачно выбрал время и место для схватки: внезапность нападения, ружье, ограниченное пространство, в котором сила значила больше, чем подвижность. Пожалуй, единственная его ошибка – это бахвальство – впрочем, понятное – из-за обнаруженной кассеты с пленкой, благодаря чему у Фабера оказалось в запасе несколько секунд перед схваткой.